Андрей Гореликов
Надо было так сплоховать, чтобы прийти в школу раньше всех. Как-то это на меня не похоже. Но в тот день папа еще не пришел с ночной смены, маме рано надо было по делам, так что она быстро скормила мне бутерброд и выгнала на мороз. Вернее, на четыре градуса выше нуля.
Я, конечно, прошелся по нашему району, посмотрел на разных людей, торопившихся на работу и ничего не замечающих, потом слепил несколько снежков и покидал их в трансформаторную будку. Но, как я ни тянул время, пришел в школу первым. Даже учителя только собирались на уроки, поэтому мне оставалось ждать в коридоре и сидеть в телефоне.
В такое время плохо приходить. Школа без ребят — одно уныние. Особенно когда за окном еще не совсем светло, и везде горит такой противный желтоватый свет. Так вот я заскучал… и тут случилось!
Странный звук раздался в школьном коридоре. Или не странный, но именно здесь я его не слышал никогда. Это было птичье пение! Только что я клевал носом в телефоне, и тут аж подпрыгнул на подоконнике.
Пение мне не померещилось. В дальнем конце коридора летала птица. Она трепыхала крылышками, почти зависая на одном месте, а потом кружилась под самым потолком. И если бы это была какая-нибудь синица или воробей, я бы не удивился — случайно залетела. Но эта птица была желтого, почти золотого цвета и чуть меньше воробья.
Короче говоря, я постоял, открыв рот, наверное, целую минуту. Но потом сработал телефонный рефлекс: я мигом включил камеру на телефоне и сфотографировал то, что видел. Исторический ведь момент!
Сразу же мне написал Дэн. Он подходил к школе и хотел узнать, долго ли меня ждать. Я написал в ответ: «Подходи скорей, такое увидишь!»
«Что, где?» — пришло от Дэна.
Я понял, что долго буду объяснять, и побежал вниз по лестнице, чтобы встретить друга. Дэн сдавал куртку в гардероб и пялился в телефон, дожидаясь моего сообщения. Он заметил меня, только когда я подбежал к нему вплотную, а потом схватил за рукав и потащил наверх.
— Да что случилось-то?! — удивляля Дэн, еще не успевший дожевать свой утренний бутер.
— Скорей!
Мы влетели в коридор третьего этажа. В его дальнем конце ничего не было — только кактус в горшке и запотевшее окно.
Не сдаваясь, я протащил Дэна еще больше половины коридора. Отсюда птице, которую я видел, лететь было некуда. И все-таки она исчезла. Я обернулся к другу — он только недоуменно смотрел, ничего не говоря. Размахивая руками, я попытался объяснить:
— Тут летала! Вот такая! Желтая, как в мультике!
Дэн не стал спорить. Зато уточнил:
— Может, улетела в окно? Или наверх?
И мы побежали наверх, оббегали четыре этажа нашей школы, пока приходили другие ребята. К звонку мы без сил побрели в класс. Дэн хлопнул меня по плечу:
— Ничего, в другой раз ее встретим.
Я не отвечал. Конечно, птица могла появиться снова. Но ведь могла и пропасть! Не знаю почему, я чувствовал, как будто у меня что-то украли. Даже одноклассники заметили, какой я грустный и усталый. Когда пацаны и девчонки стали спрашивать, что случилось и отчего у меня такой вид, словно я за кем-то гонялся, Дэн ответил за меня. Подмигнув, он сообщил:
— Ребят, Тохе явилась птица из другого измерения.
Я подумал: «Что за глупости?». Никто в классе тоже ничего не понял, и Дэн стал пересказывать, перевирая, мой рассказ. По его словам, я видел здорового павлина, только летающего. И тут до меня дошло: есть же фотография!
С победным видом я вытащил телефон и развернул перед всеми последнее изображение. Столпившись и повиснув друг на друге, все стали разглядывать, как я думал, мою волшебную птицу. Но никто ничего не восклицал. Наоборот, все стали смотреть совсем недоуменно.
— И это все? — подал голос одноклассник по имени Филя.
— Все? Да ты часто такое видел? — воскликнул я и сам посмотрел на фото.
Если бы я тогда включил видео! На фотке золотая птица смазалась — была видна только яркая полоса на фоне окна. Любой бы подумал, что это просто брак снимка.
Девчонки начали хихикать, а парни расходиться по своим местам. Я понял, что мне особенно никто не верит. В класс вошла учительница, и начался урок. Но я не мог слушать или даже шуметь на задней парте с остальными. Я только думал о том, как там птица? Наверное, она не местная, а тропическая. Если она откуда-то потерялась, то может вылететь в окно и замерзнуть. Это мне ничего четыре градуса выше нуля, а тропической птице — очень даже чего!
На перемене никто не хотел со мной говорить о каких-то птицах. А Дэн вообще — снова противно улыбнулся и сказал:
— Ты совсем, конечно, загнался.
Обиделся я страшно, ведь Дэн был почти свидетелем, я ему сразу все рассказал. А он мне не поверил.
— Значит, думаешь, я вру?
Этого Дэн прямо утверждать не стал. Но пожал плечами и промямлил:
— Никто ведь, кроме тебя, ничего не видел.
Я развернулся и пошел домой один. А выйдя из школы, стал смотреть в небо и на ветки деревьев, но никакой птицы на них не сидело.
Родители за ужином заметили, какой я мрачный. Вначале я сказал, что просто устал, но мама с папой продолжали настаивать. Тогда я все рассказал, равнодушным тоном, глядя в тарелку супа. Поверят или нет — все равно.
Но мама, похоже, заинтересовалась историей.
— Надо написать учительнице. Ато если это правда редкая птица, то может замерзнуть!
Я так и замер с ложкой в руках — вот, значит, как мы с родителями иногда одинаково рассуждаем!
Ночью моя птица мне приснилась. Словно уже было лето, и окно утром в моей комнате было нараспашку. Птица села мне на подоконник. Я сказал:
— Привет! Ты откуда?
А она стала чирикать свою песню изо всех сил.
Утром за закрытым окном было темно и холодно. Я пошел в школу с плохим предчувствием. На этот раз все пришли раньше меня. Садиться рядом с Дэном я не стал, сел позади, один. Сто пудов, Дэн весь урок чувствовал спиной мой грозный взгляд, но поворачиваться боялся. Или не хотел из гордости.
В конце урока Елена Михайловна сказала, что сейчас будет объявление.
— Вчера вечером мне написала мама одного ученика. Я испугалась, вдруг что-то случилось! А оказалось, этот ученик выдумал, будто у нас тут Африка в школьных коридорах. Что здесь везде летают разные попугаи и павлины, и всем это рассказывает. Даже своим родителям. Поэтому не мог бы ты, Антон, встать и объяснить всем, что никаких попугаев не видел, и что ты не станешь больше никого беспокоить выдумками.
Я, конечно, встал, ничего не поделаешь. Снова я краснел, а класс начал хихикать. Посмотрел на Дэна — хотя бы он не смеялся в этот раз. А Елена Михайловна гнула свое:
— Я специально спросила нашего биолога Олега Ивановича. Может, какая-то птица улетела из нашего живого уголка. И он сказал, что никто не улетал и никаких подобных попугаев там не было. Поэтому признавайся, пожалуйста.
Не знаю, что бы я тут наговорил, но произошло странное. Лена Корецкая вдруг встала из-за парты и выбежала из класса. Елена Михайловна удивилась:
— Вот это еще новости!
А я пожал плечами и пошел вслед за Леной под нарастающий за спиной смех. Терять больше нечего!
Вообще-то я думал, что Лена будет ждать меня в коридоре. Раз она ушла во время разговора, то, может, и птицу видела, но боится говорить. Но Лены не было, а я не стал ее искать. Тут уже прозвенел звонок.
На пути в раздевалку меня догнали Дэн и наша подруга Юля.
— Уходишь? — спросил Дэн.
Конечно, я ответил равнодушно:
— Тебе-то чего?
Друг покраснел, как я в классе.
— Ты точно можешь поклясться, что ничего не придумал?
— Сейчас получишь! — разозлился я. — Не хочешь — не верь.
— А я ему верю, — вмешалась Юля. — Тоха не стал бы придумывать такое на пустом месте, придумал бы что-то поинтереснее.
Дэн был в меньшинстве. Он отвернулся к окну и сказал:
— Я тоже так считаю.
— Тогда, — не успокаивалась Юля, — пойдемте, проверим.
— Куда?
— Туда, где ты видел птицу. Ты же знаешь, что там кабинет биологии?
— Ну и что? — не понял я.
— Если и взялась, то из живого уголка. Может, учитель забыл!
— Пойдемте, — поддержал Дэн, — пока там не начался урок.
И мы уже втроем рванули на третий этаж. Возле дверей биологического кабинета не было никаких следов птицы. Но дверь — повезло! — оказалась открытой. А войдя, мы слегка оторопели.
В кабинете уже кто-то был, и этим кем-то была Лена Корецкая. И она пыталась спрятать что-то за спину, но не очень успела. Все уже рассмотрели, что это было ярко-желтое перо.
— А ну-ка отдавай! — первым выступил Дэн. — Что это у тебя?
Ленка отступила на шаг, но потом повернулась ко мне и протянула перышко. Я застыл, не зная, что с ним делать. А тут Ленка еще говорит:
— Ты меня извини, пожалуйста.
Совсем стало ничего не ясно.
— За что? — говорю.
— Мне надо было сразу сказать, что это моя канарейка. Но я думала, мало ли что учителя наговорят за это.
Тут кто-то позади нас вошел в кабинет и спросил:
— Что это вам учителя скажут?
Это оказался Олег Иванович, наш биолог. От неожиданности я сам попытался спрятать перо в кармане. Но Лена прямо подошла к учителю и сказала:
— Короче, папа, я все рассказала.
Мы удивились, конечно. Кто же знал, что Ленкин папа — наш биолог. А может, мы и все знали, но забыли. Олег Иванович вздохнул:
— Ну и правильно. В общем, ребята, пропала наша канарейка. Вылетела, искали и не нашли.
Вот, кто это был — канарейка! Читал-то я про них много раз, но сам не видел никогда, поэтому не узнал.
— А она была в Вашем кабинете? — догадался Дэн.
— Думал, вечером домой незаметно унесу, но так вышло…
Вдруг вмешалась Юлька:
— Погодите. Вас же спрашивала Елена Михайловна, не было ли птицы в школе. И она сказала, будто Вы сказали, будто ничего такого не было.
Олег Иванович снял очки и стал протирать стекла рукавом. Делал он это долго и не торопился надевать обратно, так что смотрел учитель куда угодно, но не нам в глаза.
— Понимаете, ребята… Меня ведь тоже могли бы наказать, если бы узнали, что я приношу животных в школу без спроса. И как-то это несолидно. Поэтому я не стал ничего объяснять. Вы извините, что так получилось.
— И Ленке велели не говорить? — уточнил я.
— И Ленке велел.
От этого разговора у меня в голове появились странные мысли. Первый раз передо мной оправдывался взрослый, да и учитель еще. Обычно, конечно, все было наоборот. Но получается, Олег Иванович в чем-то и был виноват.
— Вы не стали говорить, а Антону на пустом месте досталось за вранье, — согласилась с моими мыслями Юля.
— Понимаю. Поэтому еще раз прошу у вас всех прощения, от всего сердца.
После извинений наступило неловкое молчание, но оно закончилось от того, что Дэн ударил себя ладонью по лбу.
— Я вспомнил! — крикнул он.
— Чего вспомнил? — хором спросили мы испуганно.
— Вспомнил, где мы вчера еще не искали канарейку!
— Ну? — не поверил я. Мне уже было ясно, что птица все же замерзла на нашем слабом морозце.
— Яма! — прошептал Дэн.
Мы с ребятами переглянулись, а Олег Иванович, наверное, ничего не понял. Яма была не ямой на самом деле, но находилась в подвале. Чуть дальше по коридору был вход в спортзал, а сама яма была старым заброшенным залом, где всегда темно. Туда бегал тайком курить охранник и иногда ходили старшеклассники. Мы совсем маленькими ямы побаивались. Теперь, конечно, страшно не было, но и ходить нам туда было незачем.
Прямо сказать, канарейке там тоже было нечего делать. Но если уж мы ее потеряли, только там. Поэтому я, Дэн и Юлька, не сговариваясь, побежали, а Ленка за нами следом.
На лестнице в подвал мы стали идти спокойнее, чтоб не вспугнуть птицу.
— Зачем бы ей сюда лететь? — сказал я вслух. — Птицы же в небо хотят, а не куда-то под землю.
— Между прочим, — зашептала Ленка, — раньше шахтеры брали канареек на работу.
— Зачем?
— Потому что они хорошо чувствуют вредные газы и всякую опасность. Если канарейке плохо, людям надо тоже сразу уходить.
— Ей там точно сделается плохо, — пробормотала Юля, — в этой яме сплошные вредные газы.
Тут мы как раз подошли к черному входу в яму.
— Давайте светить! — сказал Дэн и зажег фонарик телефона.
Через секунду четыре луча наших фонарей стали шарить по темному залу, где был один мусор, хлам да какие-то трубы. Ленка заметила свою птицу первой:
— Вон, вон она! Вверху, на трубе!
Канарейка действительно была там. Она сидела под самым потолком и не порывалась взлететь. Может быть, ей, правда, было плохо.
— Лети сюда, милый! Лети, ласточка моя! — причитала Ленка.
Мы с Дэном захихикали — какая же это ласточка! Но, кроме смеха, надо было ведь ее ловить.
— Может, снять свитер, махать им и согнать ее? — предложил Дэн.
— Ты ее зашибешь своим свитером! — сказала Юля. — Давайте узнаем, что она ест, и принесем.
Я подумал, можно попробовать и то и другое. А Лена только звала свою канарейку и чуть не плакала. Тогда у меня появилась идея получше.
— Давайте я ее свистну!
— Она же не собака, — засомневалась Лена.
Но меня уже озарила идея. Все знают, что канарейки здорово поют. Что если ее приманить музыкой? Петь в яме во всю глотку, конечно, не будем, зато в кабинете музыки наверняка есть специальные инструменты.
Я рванул, ничего не объясняя, и как птица пролетел три лестничных пролета вверх. К счастью, кабинет музыки был еще открыт. Учительница вздогнула, когда я влетел и, пытаясь отдышаться, попросил:
— Дайте, пожалуйста, какой-нибудь инструмент… Нам для дела очень надо…
— Нет, — сказала музычка, протирая очки, — для какого такого дела может быть нужен инструмент? Если хотите в ансамбль, так запишитесь, и…
В досаде я замахал руками:
— Да на пять минут только, Анна Георгиевна! Вот, например, флейту!
— Еще чего! — учительница даже встала со стула у рояля, чтобы прикрыть собой флейту. — На этой флейте пятнадцать лет играть учатся!
Наверное, лицо у меня стало жалобное — Анна Георгиевна вздохнула и взяла с полочки какой-то серебристый гаджет.
— Вот, возьмите, вам, наверное, подойдет. Но только надо обязательно вернуть!
Присмотревшись, я обрадовался: девайс оказался старинной губной гармошкой. Не то чтобы я умел играть, но видел, как это просто. Главное, громко!
Влетев обратно в яму, я молча показал друзьям свое приобретение — они вытаращили глаза. Затем слегка отдышался и стал дуть. Сперва просто так, а потом попытался сыграть мелодию из передачи «Спокойной ночи, малыши!». Дэн и Юля засмеялись, Лена глядела с надеждой. Играл я довольно фальшиво, а канарейка минуту продолжала сидеть, как игрушечная. Но потом повернула голову ко мне.
Тогда я задудел с удвоенной силой. Звуки гармошки в яме были особенно громкими и хриплыми. Канарейка не выдержала, сорвалась с трубы и запорхала по комнате.
— Ловите! — кричал Дэн.
— Не дайте ей вылететь! — вторила ему Юля.
Я продолжал играть, как заведенный, и канарейка летала все быстрее. Но стоило мне остановиться на секунду, как птица порхнула вниз — прямо на руки к своей хозяйке!
— Это вы хорошо придумали, — раздался голос снова подоспевшего Олега Ивановича.
В руках биолога была клетка, и Лена осторожно перенесла канарейку туда. «Вот и кончилось приключение», — подумал я.
Мы решили везти птицу домой к Лене все вместе. Олег Иванович вызвал нам такси, а пока мы его ждали, рассказал всякие интересные факты про канареек. Еще он пообещал рассказать Елене Ивановне о нашем героическом сражении птицы, и что я не придумывал.
— Пусть уж меня накажут, — решил учитель.
В такси Лена сидела на заднем сиденье с клеткой на коленях, мы с Юлей — по сторонам от нее, а Дэн развернулся к нам с переднего сиденья, не сводя глаз с птицы. Канарейка вела себя спокойно. Мне было немножко жаль ее в клетке, но понятно, что в яме или на улице птице было бы только хуже.
— Как ее зовут? — спросил я у Ленки.
— Не знаю. Не успела еще придумать. Хочешь помочь, раз ты ее нашел?
Я придумывал имя недолго:
— Пускай Жар-птица!
— Пускай, — согласилась Ленка. — К тому же у тебя перо осталось!
Мы довезли Ленку с Жар-птицей, а перо я понес домой, к зависти Юли с Дэном. Еще Дэн негодовал, как с нами поступили учителя. Один побоялся сказать, что сам привел птицу. А другая стала дразнить хуже, чем одноклассники.
— Да все взрослые, наверное, такие, — решила Юля. — Только нам говорят, чтоб мы себя хорошо вели.
На минуту мне тоже так показалось. Но я вспомнил, что мои папа с мамой мне сразу поверили. Да и Анна Георгиевна почти сразу пришла на помощь. И сказал:
— Нет, не все такие. Я тоже не буду.
Когда я пришел домой, показал родителям перо и все рассказал. История им очень понравилась, а папе особенно понравилось перо. Он просил меня отдать перышко ему, чтобы он сделал из него обманки для рыбалки. Но я не согласился — ведь по мне, это было целое перо Жар-птицы!
А когда я уже ложился спать, то подумал, что надо больше общаться с Ленкой. Даже в гости зайти — могу же я навестить канарейку, которой сам придумал имя?!