Марина Шапошникова
Шестилетний Митька жил с родителями и старшим братом Фёдором в рыбацком селе в низине реки Волги. Несмотря на небольшую разницу в возрасте, мальчишки частенько ссорились. Фёдор, которому шёл девятый год, был немногословен, поджарый и длинный, как жердь. Местные задиристые пацаны дразнили его:
«Федька-редька — каланча
Проглотил два калача!
Что, Федул,
Губы надул?»
А Митя — егоза, минуты на месте не усидит! Невысокого росточка, взбитенький, будто тесто на опаре. Бабушка по отцу, улыбаясь, приговаривала: «Ты, Митя, в нашу породу пошёл — в Демьяновых. Мы с тобой два бублика из одной муки».
Дом Татьяны Евдокимовны стоял на берегу реки, рядом с домом сына и невестки. У неё всегда водилась разная пернатая живность: индейки, гуси, куры. Самой важной птицей в бабушкином птичнике Митька считал петуха Степана. Утро начиналось с его задиристого петушиного крика. Степан забирался на насест в курятнике, вытягивал шею, хлопал крыльями и звонко горланил: «Ку-ка-ре-ку!»
Ох, уж ему и доставалось от бабы Тани за вылазки в огород! Но даже тогда он удирал с высоко поднятым гребешком, словно спешил по неотложным делам.
Время от времени Митька заглядывал в курятник и наблюдал за крошечными жёлтыми цыплятами, которые бегали за курицей и пищали. Забавляли его и неуклюжие серые гусята. Они дружно шагали за гусыней на речку, плюхались в воду и плыли, ловко загребая лапками. А вот гусака Гаврюшу Митя побаивался. Старый шипун был с гонором. Когда парнишка вприпрыжку носился по двору, гусь исподтишка норовил ущипнуть его. Вытянет шею, цапнет в спину или за руку — и давай шипеть.
Бабушка, созывая птиц на кормёжку, кричала курам: «Цып-цып-цып!», индейкам: «Гуль-гуль-гуль!», а гусям: «Тега-тега-тега!». Куры спешили к корыту с кормом, словно на пожар! Квохтали, хлопали крыльями! Белый индюк, нахохлившись, вместе с индюшками следовал по-хозяйски вальяжно. Гуси шли гуськом и громко гоготали.
С живностью бабы Тани постоянно случались какие-нибудь забавные истории. Как-то ранней весной у неё из птичника пропали гуси. Она и во дворе всё просмотрела, и в сарай заглянула, за калитку вышла — нет гусей, и всё тут! Тогда бабушка и Митя сели в бударку и поплыли вниз по течению реки. Баба Таня шлёпает вёслами по воде, а внук во все глаза смотрит по берегам, на речку. Из зарослей осоки показался водяной пастушок[1]. В длинном, немного изогнутом клюве он держал свою добычу — малька. По Волге неспешно проплывали дрейфующие льдины. Какие-то из них были причудливых форм, другие похожи на белоснежные облака. Чуть заметная волна набегала на песчаный берег и оставляла на суше ледяную крошку. Всё вокруг словно притаилось в ожидании долгожданного тепла: наполненная талой водой река, выхолощенная ветром земля, домики со снежными латками на крышах.
«Как вкусно пахнет весной! Ещё немного — и весь лёд растает», — подумал Митя.
— Вот я слепая карга! — сокрушалась баба Таня. — Как не углядела, что калитка открыта?!
— Ты греби быстрее, может, ещё догоним гусей, — деловито проговорил Митька.
— Теперь ищи-свищи ветра в чистом поле!
Бабушка, сильнее налегая на вёсла, вздохнула.
Немного проплыв по реке, мальчик увидел на большой льдине белых птиц. Они сбились в стайку и с любопытством глазели по сторонам.
— Вон они, бабуля!
Баба Таня развернула лодку бортом вдоль заснеженного плота и принялась звать сбежавших путешественников: «Тега-тега-тега!»
Гуси, услышав знакомый голос, загалдели и попрыгали в холодную воду.
«Я кому сказала: домой! Шибче, шибче!» — прикрикнула бабушка.
Птицы расправили крылья и поплыли к берегу.
Во дворе пропавших бродяг встречали петух Степан, несколько курочек и индюшки.
«Ах вы, негодники! — ворчала баба Таня, загоняя птиц в гусятник, но по всему было видно, что она повеселела. — Митенька, чем я тебя сейчас угощу!»
Бабушка приготовила на скорую руку драчёну, сдобрила её сливочным маслом и хорошенько посыпала запеканку из яиц и молока сахаром. Достала припрятанное на особый случай клубничное варенье и свои любимые бублики с корицей.
Митька, наблюдая за ней, подпрыгивал на табурете.
— Что ты крутишься, как вошь на гребешке?! Кушай драчёну, а то остынет! Чаёк я с душицей заварила, сейчас мигом согреешься, — принялась угощать баба Таня внука.
Тот повертел чашку в руках и, шмыгнув носом, улыбнулся.
— Бабуль, а ты в детстве бедокурила?
— Случалось: тихоней я точно не была! От отца доставалось за проказы. Однажды стащила из дома его старую фуфайку. Как он меня ругал, ой, мамонька моя!
— Зачем тебе фуфайка-то понадобилась? — удивился Митя.
— А вот понадобилась! Я её на игрушки обменяла, — ухмыльнулась бабушка. — К нам в село каждый год в тёплое время приплывала осламка — небольшое парусное судно. Она ходило по Волге до взморья и обратно. Ребятишки, завидев осламку, бежали к реке и кричали: «Осламщик приехал! Осламщик приехал!». Торговец принимал у сельчан утиль, взвешивал его на напольных весах, что стояли на палубе, и обменивал ненужное в хозяйстве барахлишко на товар. Закрома осламщика были полны: ткани, керосиновые лампы, недорогая бижутерия, игрушки… Детвора, спускаясь в трюм осламки, готова была отдать все свои тряпки за куклы, игрушечные пистолеты, петушки на палочке! Однажды я решила во что бы то ни стало заполучить мячик на резинке и свистульку — яркую глиняную птичку. Недолго раздумывая, я сдала торговцу фуфайку, что висела у нас в сенях. Отец хватился пропажи лишь через месяц.
— А откуда эти богатства у осламщика? Он что, был пиратом?! — Митька затаил дыхание.
— Нет, он простой торговец. Сдавал утиль в городе, закупал ходовой товар и отправлялся по реке на деревянном судёнышке.
— Я тоже мечтаю путешествовать под парусом на море! — мальчик невольно расправил плечи и вскинул голову. — Бабуль, расскажи ещё что-нибудь о своём детстве.
Баба Таня задумалась.
— Помню, как старшая сестра Варя разыскивала меня по всему селу, а я в шиш залезла и сижу, играюсь.
— А что такое шиш? — поинтересовался внук.
— Шиш из камыша немного похож на шалаш, только верхушка у него заострённая. Поздней осенью окрепшие от первого морозца стебли камыша срезали ураком — короткой косой и вязали в снопы. Подсушенные снопы перекладывали в шиши и ставили за дворами подальше от домов.
— А зачем нужен был камыш? — допытывался Митя.
— Многие им отапливались, из камышитовых плит строили жилища. Как расставят на улице шиши, малышня бежала к ним в прятки играть. Мальчишки постарше делали в шише штаб.
Бабушка заботливо поправила внуку воротничок рубашки.
— Не рассказала я тебе свою историю до конца. Вытащила меня сестра из шиша и повела домой. Мама увидела, что я вся чумазая в пуху стою, всплеснула руками и давай меня с головы до пят веником обметать! Сколько лет с того времени прошло… Вот и ты, когда подрастёшь, обязательно вспомнишь, как мы гусей-бродяг искали, и слова мои: «Мы с тобой два бублика…» — проговорила баба Таня.
А Митька продолжил:
— …из одной муки.
Бабушка обняла внука и протянула плетёный бублик с корицей.
[1]Водяной пастушок – водная птичка, похожая на курочку