Надежда Смаглий
День был дождливым и таким долгим… В комнате неуютно – зябко и пахнет сыростью.
«Почему когда надо чтобы время бежало – оно ползёт, как черепаха?» – думала Женька, сидя на подоконнике и разглядывая поникшие под дождём любимые мамины розы.
Влажный сумрак лишь слегка притемнил верхушки деревьев, и до ночи ещё далеко, а ей так хочется, чтобы завтра наступило быстрее!
«Лягу сейчас спать, всё равно делать нечего», – решила Женька и, спрыгнув с подоконника, юркнула в постель. Укрывшись с головой, чтобы не видеть как светло в комнате, она свернулась калачиком и замерла, надеясь, что уснёт быстро. Но уснуть не получалось. Она всё ворочалась и ворочалась, изредка поглядывая на окно и слушая, как будильник тихо и монотонно отстукивает нескончаемые минуты.
На улице давно стемнело, и дождь прекратился. За чёрными разлапистыми силуэтами деревьев поднималась ещё дышащая влагой, но уже безоблачная громада тёмно-синего неба.
Женька любовалась спокойным мерцанием звёзд, считала до ста и обратно, но мысли кружили и кружили голову, и сон, видимо, потерялся в этой круговерти.
Да и как тут уснёшь, когда подушка словно каменная, а одеяло – колючее! Ещё вчера постель была такой мягкой и уютной, а сегодня…
Женька начала злиться, но тут вспомнила, как учил её папа, и сильно-сильно зажмурилась, пытаясь мысленно проникнуть в бесконечное пространство сна.
– Утром надо встать пораньше… Пораньше… Пока спит мама… Надо… на… – зашептала она и не заметила, как уснула – улетела в ярко-красочные сны, которые виделись ей последнее время. В них парила Женька над землёй, словно за спиной у неё вырастали крылья! Тело было невесомым и послушным, она поднималась всё выше и выше. Вот уже исчезали запахи и звуки, а она всё летела и летела, и летела…
Настрой, видимо, подействовал, потому как проснулась Женька до восхода солнца. Проснулась и улыбнулась: «Здорово! Не проспала».
Она быстро оделась и на цыпочках вышла в прихожую. Медленно открыла входную дверь, стараясь, чтобы та не скрипнула, и выбежала во двор.
И ахнула – какая красотища! Вот уж подарок, так подарок для мамочки – ни мрачных туч, ни дождя! Нежно-голубое, розовое на горизонте, улыбалось небо кружевными перистыми облаками. Улыбалось и словно манило её в бескрайнюю синеву.
Женька долго стояла, любуясь небом и радуясь чудесному утру, потом вспомнила для чего встала в такую рань и огляделась.
На улице в этот утренний час никого не было. Только петухи, словно соревнуясь между собой, кричали то с одной, то с другой стороны, да издалека доносилось протяжное мычание коров.
Их дом был последним на улице. За ним речка со странным названием Верхушка, которую жители переименовали в Вертушку. Мелководная речушка доставляла столько радости!
Летом плескались в ней деревенские ребятишки, ловили рыбу местные рыбаки, да по старинке полоскали бельё с мостков, так и не привыкшие к цивилизации, женщины. А зимой крутилась – вертелась детвора по снегу и льду на санках, коньках, да лыжах. Вот уж когда речка полностью оправдывала своё название!
На другой стороне Верхушки раскинулся луг – ни конца, ни края! Он был необыкновенным и всегда разным: зимой серебрился от снежного покрова, весной стелился изумрудным ковром, осенью шелестел золотом и багрянцем увядающих трав, а летом! Летом, когда распускались цветы, становился похожим то на одуванчиковое – белоснежное облако, то на васильковое – синее небо, то на ковыльное – бескрайнее серебристое море.
Женька так любила необыкновенный луг! Перейдя вброд речушку, падала навзничь в высокие травы и, представляя себя небесной птицей, уплывала вместе с облаками в неведомые страны.
Женька постояла немного на крылечке, слушая заливистую песню весельчака – скворца и вдыхая сладкую свежесть утра, затем, словно опомнившись, вприпрыжку помчалась к реке. Она хотела до того, как проснётся мама, нарвать букет её любимых васильков, которые сейчас покрывали луг. Ведь сегодня у мамочки день Рождения, а она так любит полевые цветы!
Женька помнит, как бродили они раньше по лугу, собирая разные травы да коренья. Мама знала каждый цветок, каждую травинку, даже с закрытыми глазами, только по запаху, могла их различать.
– Смотри, доченька, какое раздолье, какая красота! – говорила она, обводя рукой луг. – Эти травы – драгоценный дар матушки-природы! Человек должен беречь эту хрупкую красоту, она обладает чудодейственной силой: лечит и душу, и тело.
Разглядывая скромные цветочки, Женька слушала и удивлялась – как могут невзрачные соцветия приносить пользу? Но маме верила безоговорочно и, любуясь пёстрой неразберихой луговых трав, стелющихся до самого горизонта, знала точно – такого чудного места на земле больше нет!
Так было раньше. Теперь Женька бегает на луг одна, потому что мама давно не поднимается с постели – болеет. Только вот чем болеет и как долго это продлится, никто Женьке не говорит, но по печальным глазам папы она и сама понимает, что лежать мамочке долго.
Мама, видимо, украдкой иногда плакала, но при них смеялась и шутила. Только в глазах её поселилась грусть, от которой Женьке становилось так плохо, что снова и снова мчалась она на любимый луг и бродила там, выплакивая обиду на такую несправедливость. Но возвращаясь, всегда улыбалась, протягивая маме то букетик ромашек или васильков, то веточку степного ковыля. А мама радовалась и, прижимая её к себе, тихо шептала:
– Спасибо, солнышко ты моё!
Сейчас Женька бежала к реке и вспоминала, как до позднего вечера они с папой готовили подарки: пекли мамин любимый «Наполеон», рисовали огромный плакат с поздравлениями, упаковывали в красивую бумагу подарки и её поделки.
А потом, подмигнув дочери, папа поставил в центре стола хрустальную вазу и сказал:
– Это для того, кто раньше проснётся!
Женька осторожно коснулась ногой воды и вздрогнула от утренней прохлады. Затем набрала полную грудь воздуха, ступила в воду и, поёживаясь, зашагала на другой берег, а там!
Сливаясь на горизонте с небом, раскинулось перед ней васильковое море! Сквозь невесомую утреннюю дымку цветы казались совершенно необыкновенными – хрупкие и нежные, словно голубые одуванчики – дунь и они исчезнут!
Женька присела, любуясь резными листочками, потом жалостливо вздохнула и стала срывать хрупкое голубое чудо, осторожно стряхивая прозрачные капли росы.
Вдруг в траве послышался шорох. Женька вздрогнула, но, увидев птицу, рассмеялась.
– Кыш! – махнула она рукой, но птица не взлетела, а скрылась в высокой траве.
– Она не может летать! – ахнула Женька и, не обращая внимания на мокрый подол платьица, зашагала по полю, разводя траву руками.
– Ну, где же ты? Где?
Наконец увидела. Это был воронёнок. Он распластался между высокими стеблями, дёргая лапками и дрожа то ли от холода, то ли от страха.
– Ты запутался в траве! Иди сюда, маленький!
Женька хотела взять воронёнка, но тот клюнул её так, что на тонком запястье выступила капля крови.
– Что ты, дурашка, не бойся, я тебя не обижу, – девочка снова протянула руку и осторожно погладила чёрную спинку. Воронёнок прижался к земле плотнее. Женька положила букет и взяла птенца. Потрогала лапки, но когда коснулась крыла, тот снова её клюнул.
– Понятно. Крылышко перебито. Ну, ничего, мы с папой тебя подлечим. Она прижала к груди тёплое тельце, взяла васильки и пошла домой.
Папа сидел на крыльце и курил. Увидев дочь, заулыбался. Девчушка с распущенными белокурыми волосами и милыми солнечными крапинками, рассыпанными по всему лицу, была так похожа на маленькую лесную фею! Словно вышла она из своего сказочного леса подарить чудный букет, переливающийся под первыми утренними лучами небесно-золотистыми красками.
– Доброе утро, лесная фея!
– Ой, папка, ты проснулся? Доброе утро! А почему я – фея? – рассмеялась Женька, разглядывая мокрый подол платья.
– Потому что ты несёшь радость, – в папиных глазах заплясали смешинки.
Женька подошла, положила на ступеньки васильки и села рядом, поглаживая птенца.
– Вообще-то я несу цветы и воронёнка!
– Это тоже подарок для мамы?
– Нет. Он запутался в траве и у него, кажется, крыло перебито. Не могла же я его оставить. Посмотри сам!
Папа взял птенца. Тот недовольно закрутил головой.
– Ну-ну, спокойнее, дружок, надо посмотреть твоё крылышко!
Воронёнок словно понял и притих.
– Точно, перебито. Пацаны, наверное, погоняли беднягу. Молодец, дочка! Принеси бинт и какую-нибудь палочку.
Женька метнулась на кухню, нашла аптечку, достала бинт и на всякий случай йод. Затем подобрала во дворе палочку и принесла всё папе.
– Йод зачем? Им только раны смазывают.
– А если у него под перьями рана? Полей!
Папа рассмеялся:
– Нет у него раны, заботливая ты моя.
Он расправил воронёнку крыло, приложил к нему палочку и забинтовал, приговаривая:
– Тише, тише, малыш. Вот так. Всё будет хорошо. Пока срастётся, поживёшь у нас.
Женька внимательно наблюдала за папой.
– Он же ещё не взрослый, правда?
– Птенец, конечно, хоть и крупный. Видишь, клюв желтоватый. Я отнесу его домой, а то заклюёт петух. Ты цветы поставь в вазу и посмотри, не проснулась ли мама.
Женька взяла со ступенек букет и прошла в комнату. Осторожно срезав корни, поставила цветы в хрустальную вазу и раздвинула портьеры. Солнце уже взошло, и яркие лучи тут же заиграли на хрустале и на цветах. Женька замерла, глядя, как преобразилась ваза, словно превратилась в прекрасную чашу, разливающую вокруг себя небесно-голубой цвет.
– Красиво-то как! – шепнула Женька.
Папа зашёл в комнату, отпустил воронёнка и тоже уставился на букет. Потом обнял дочь и поцеловал в макушку.
– Умница моя, – прошептал он слегка севшим голосом. – Мама будет очень-очень рада! Давай поставим цветы в спальню?
Женька взяла вазу, и тут послышался мамин испуганный вскрик и следом хриплое:
– Кар-р-р, кар-р…
Папа рассмеялся:
– Так кто из нас троих первым поздравил маму с днём Рождения? Пошли теперь прогонять незапланированного поздравителя.
Он прошёл в спальню и раздвинул шторы. Затем сел на кровать и накрыл ладонью мамину руку.
– Ну, что ты, родная? Это всего лишь птенец.
Женька поставила на прикроватную тумбочку вазу с цветами и забралась к папе на колени.
И мама заулыбалась, глядя то на дочь, то на мужа, то на васильки.
– Спасибо, родные мои! Вы у меня самые-самые лучшие!
Воронёнок потоптался, наклоняя голову то в одну, то в другую сторону, и снова закричал хрипло и требовательно:
– Кар-р… кар-р-р…
– Да и ты замечательный подарочек. Тебе тоже спасибо! – будто поняла и рассмеялась мама.
И отражаясь от необыкновенно красивой вазы, заскользили по маминому лицу золотисто-голубые солнечные лучи, разглаживая горестные морщинки вокруг глаз. А Женька с изумлением смотрела на игру света и думала:
«И почему мне всегда казалось, что у мамы серые глаза? Да они же, как два василька!»