Оксана Алмазова
Любови Федоровне стукнуло 62, и ничего нового от жизни она не ожидала. Достигнув возраста по всем понятиям пенсионного, она проживала обычные, размеренные будни, заполненные домашними делами, телевидением и хождением по магазинам. Ну, еще и кошками.
Дома у нее кошки обитали как будто всегда. Последняя, Дейзи, прожила почти 20 лет, ее не стало незадолго до того, как баба Люба вышла на пенсию. Дейзи настолько сделалась своей в доме, что первое время семейство оставляло ей еду со стола, по привычке все ждали, когда она выскочит встречать в коридор. О том, чтоб завести другого питомца, разговор не поднимали.
Но все равно, баба Люба была знатной кошатницей и, в общем-то, зверье на улице всегда подкармливала. Бездомные животные – это, конечно, грустно для человека с добрым сердцем; а с другой стороны, удавалось ведь помочь, пусть на время, встречной собачке или кошечке. Каждый такой случай напоминал, что грех жаловаться, когда есть возможность кому-то сделать добро. Пенсионерка взяла за правило выносить еду к подъезду каждый вечер, ну и еще как получится.
Телевизор, как его ни ругай, оставался главным окном в большой мир. Конечно, сериальное интриганство порой бесило бабу Любу и безнравственностью, и явной надуманностью, а новости попросту нагоняли страху. Ну а как не смотреть? Тогда в жизни вообще мало что останется. Одно время, сразу после выхода на пенсию, баба Люба и вовсе жила по расписанию сериалов. За пару лет ей надоело. Но вот новости она почти не пропускала, главным образом потому, что их всегда смотрел Борька, зять.
Все началось с небольшого сюжета о местном казусе, который домочадцы бабы Любы даже не досмотрели, ушли пить чай. Происшествие в одном из крупных, районных филиалов известного банка им, очевидно, не показалось важным, а вот ее удивило. В зале одновременно плохо себя почувствовали пенсионерка, оплачивающая коммунальные услуги, девушка с какими-то своими делами и руководитель подразделения банка, вышедший встречать инспекцию из Министерства финансов.
Любовь Федоровна большую часть трудового стажа проработала кассиром, сначала в банке, еще советском, а после на почте; для банка, понимаете, возрастом и блатом не вышла. С тех пор банковские дела, по ее авторитетному мнению, сильно испортились, и все стало хуже. «Надо же, с чего в обморок падать без очередей? – удивилась она. – Вентиляции там нет, что ли? Строят как попало, скоро не то еще будет». Тут дочка из кухни настойчиво позвала ее.
И весь вечер семейство препиралось относительно того, следует ли покупать внуку мотоцикл. Баба Люба категорически возражала, поддерживая точку зрения зятя, что парень должен сначала начать самостоятельно зарабатывать, хотя б на бензин.
Следующие дня два и по радио, и по телевизору то и дело вскользь объявляли о непонятной эпидемии, когда разным людям ни с того, ни с сего становилось плохо в посещаемых местах: магазинах, тирах, транспорте; даже в ресторане гражданин, расплачиваясь, вдруг потерял сознание. Баба Люба предположила, что, поди, грипп такой новый вывелся, и оттого даже идти не хотелось в магазинчик на углу. Мало ли что за народ там топтался. Но хлеб заканчивался, и она решилась все ж сбегать по-быстрому.
Задержка ожидала ее за домом; благодаря дальнозоркости баба Люба разглядела в кустах серую кошечку, совсем незнакомую и, как всегда, расстроилась. Каждое новое бездомное животное во дворе неизменно ее удручало, да и злило, что уж там. «Опять какие-то сволочи выбросили бедную кошку», – сделала вывод баба Люба, в душе солидарная с бойкой теткой из соседнего двора, которая во всеуслышание не раз заявляла, что поубивала бы таких вот нерадивых бессердечных людей.
Но от бабы Любы требовались совсем другие действия. Кошку, которая забилась в кусты, следовало покормить. Баба Люба расстегнула сумку, где всегда держала пакетик с сухим кормом, и осторожно приблизилась.
Она привыкла, что кошки к себе не подпускают; одни боятся незнакомых, других к этому приучила жизнь на улице. Лучше оставить еду на салфетке и отойти в сторону. Любовь Федоровна обычно сразу не уходила, предпочитала видеть, что животное принялось за еду. Нелишним было и убедиться, что никто не помешает кошке спокойно покушать.
На этот раз серая красавица, вероятно, догадывалась, что от нее можно дождаться кормежки, хотя и опасалась. Кошка засела в кустах, продолжая наблюдать за Любовью Федоровной. Женщина подошла ближе, вытягивая руку с едой; кошка не шелохнулась, должно быть, чувствовала себя достаточно защищенной прикрытием кустов. Любовь Федоровна приценилась, и вроде подобрала место, куда лучше положить корм. Достаточно близко, чтобы кошка поняла, что это для нее, и достаточно далеко, чтоб не испугалась и не убежала. Медленно, без резких движений женщина осуществила свой замысел.
Она уже собиралась убрать руку, как вдруг из кустов прямо возле нее высунулась змеиная голова. Кошку, как ни странно, это не обеспокоило; в ее глазах появился солнечный блеск, и выражение морды стало в точности как змеиное. Это последнее, что успела заметить женщина прежде, чем рептилия бросилась к ней и обвилась по ее вытянутой руке. Она ползла по ней вокруг, словно по палке, Любовь Федоровна ощущала прикосновение чего-то прохладного. Вот змея немигающим взглядом уставилась ей прямо в глаза. Баба Люба не успела испугаться, лишь моргнула и – все пропало.
…Кошка мирно хрустела кормом в кустах. Баба Люба обнаружила себя сидящей рядом, прямо на земле. Она не могла вспомнить, каким образом плюхнулась на попу, и смутилась оттого, что наверняка выглядит сейчас странно. Не хватало еще, чтоб кто-нибудь увидел, как она расселась вот так на улице! Любовь Федоровна принялась, кряхтя, подниматься, но это так сразу не вышло.
– Бабушка, Вам помочь? – откуда ни возьмись, появились две девочки со школьными сумками. Собственно, за дело они принялись, не дожидаясь ответа, подхватили с двух сторон и принялись поднимать. Общими усилиями удалось поставить бабу Любу на ноги. Кошка между тем испарилась.
– У Вас все хорошо? – уточнила одна из школьниц. Она явно беспокоилась, как за незнакомую пожилую гражданку, так и за то, что ту еще придется опекать.
Любовь Федоровна поспешила уверить, что она в полном порядке и вовсе не думала падать.
– Я кошку в кустах высматривала, – призналась она.
Девочек объяснение устроило, они попрощались и тотчас унеслись по своим делам. А Любовь Федоровна поплелась, как собиралась, в магазин. Змеиные головы, впрочем, периодически вставали перед глазами, да настолько реалистично, что она то и дело трогала свою руку. Просто хотелось убедиться, что змея не примостилась на плече.
В магазине у прилавка столпилась небольшая очередь, человека три. Чтоб не ждать, Любовь Федоровна двинулась вдоль полок, рассматривая товар. «Та-ак, всего полно, как обычно», – с некоторым даже недовольством отметила баба Люба, памятуя о старых добрых временах без такого количества соблазнов. Чипсы внуку покупать она не планировала, и даже удивилась, откуда у нее такая мысль. И на сметану денег не взяла.
Очередь между тем не рассасывалась. Женщина впереди то и дело спрашивала у кассира чего-нибудь еще, меняла выбранный товар на аналогичный другой марки, излагала свое мнение и тут же требовала у всех совета.
Любови Федоровне не хотелось вариться в этом обсуждении, что неизбежно, встань она в очередь. И все равно хорошо бы купить чипсов. Баба Люба, признаться, любила похрустеть, хоть и считалось, что это вредно. Но редко себе это позволяла.
Белая пачка со вкусом грибов осталась всего одна. Любовь Федоровна сама не поняла, отчего рука потянулась за ней.
Наконец, неуверенная покупательница вроде бы определилась. Когда баба Люба обернулась, ей как раз отсчитывали сдачу. И что-то сразу зацепило.
Купюра отчетливо излучала сожаление «че все так дорого». Несколько монет несли на себе ее влияние, но каждая – со своим оттенком. Задор явно исходил от другого человека, который держал монетку совсем недавно, а вот раздражение и горькое смирение, казалось, вполне родственны нынешней покупательнице. Стояла бы баба Люба ближе, точно стукнула бы продавщицу по руке. Она от души посочувствовала бедной женщине, что собрала собственной рукой и высыпала в кассу такую дрянь, сама того не ведая.
Однако следующий покупатель, симпатичный мужчина под пятьдесят, поверг Любовь Федоровну в настоящий ужас. Он не копался, и от его денег особо не исходило никаких переживаний… кроме черной, разрушающей злобы. Как будто плотным газовым плащом накрыло весь магазин после того, как он вытащил крупную купюру.
Продавщица отсчитала сдачу. Баба Люба в стороне ловила ртом воздух. Потом мужчина с пакетом прошел мимо нее – совершенно обычный человек. И она поплелась в очередь, заклиная, как бы не грохнуться тут, второй раз за день.
Она почти не заметила небольшой возни из-за того, что следующей женщине упаковывали кучу консервов. А вот деньги этой дамы, почти все купюры, вновь вызвали всплеск черноты вокруг. Черноты не видимой, но ощущаемой. Баба Люба попробовала понять, одной ей такое заметно или другие тоже чувствуют. Продавщица как будто поежилась, мальчишка перед ней отшатнулся, но никто не пугался и не вопил.
Вот мальчишка достал кошелек, и повторилась та же история. К тому моменту баба Люба уже сделала одно предположение, и потому, когда пришлось самой расплачиваться, она все же не выронила кошелек, хоть руки и тряслись.
Часть ее денег излучала ту же злобу. Впрочем, она немного привыкла, и поняла, во-первых, что это не ее злоба или тех людей, что находились в магазине, а нечто помимо них так действует. Во-вторых, ее собственное отношение не очень радовало: на монетах отпечатались и сожаления, и тревога, и еще новое. Раньше Любовь Федоровна не замечала, что от нее исходит какая-то беспечность.
«Вот потому-то всю жизнь вокруг денег крутилась, а денег не нажила», – вздохнула она.
Баба Люба едва не оставила на прилавке свои покупки. Все, о чем она могла мечтать, расплатившись – поскорее оказаться дома. Там как будто все должно было прийти в норму. Но ощущение злобы все равно жгло ей ладони.
Она вспомнила старую примету и подержала хлеб над огнем, а сама вымыла руки и перед этим, и после. И чипсы подержала над горящей плитой, опасаясь, как бы упаковка не вспыхнула. Баба Люба понимала, что с ней творится глупость какая-то, но ничего не могла с собой поделать. Между тем начали возвращаться домашние, и подошло время вечернего кормления уличных кошек.
Дочь спросила, как прошел день, и как будто странно поглядела на нее. Не хватало еще беспокоить своих! Подумаешь, нервы. Баба Люба не хотела снова выходить, но волевым решением сама себе постановила, что проветриться ей будет полезно. Она нарезала сосисок, купленных специально для этого, и вышла на обычное место.
Знакомые кошки уже частью дожидались ее, и очень обрадовались, что сегодня не сухой корм. Баба Люба, как обычно, постаралась рассыпать по равным кучкам, но они все равно норовили сунуть нос в еду соседа. Бабу Любу всегда поражала у кошек эта готовность, чуть что, бодаться головами; приходилось держать наготове газетку, чтоб разнимать, если понадобится. Вдобавок, подошли опоздавшие: рыжий кот, что уже неделю пасся у соседнего общежития, и давняя дворовая красотка. Последняя сразу принялась за еду, а рыжий, ухватив пару кусков, отступил под дерево. И оттуда отчетливо прозвучало:
– Вот прекрасный человек!
Дальнозоркость бабы Любы позволила ей подробно разглядеть даже то, что творится в тени под деревом. Человеческая речь исходила из пасти рыжего кота, рядом с которым в считанные секунды прямо из воздуха оформилась уже, так сказать, знакомая змея. Серая кошечка, которую баба Люба кормила раньше, незаметно как появилась рядом.
Бесспорно, кошки тоже видели всю троицу. Они оборачивались, вопросительно порыкивали, но продолжали есть. Позднее баба Люба осознала, что именно их реакция успокоила ее настолько, чтоб не броситься наутек. В случае опасности кошки, чьи повадки она хорошо изучила, поступили бы именно так. А раз опасности нет, куда спешить?
«Так мне сегодня не показалось», – даже стало вроде спокойнее.
– И храбрая женщина, – изящно мурлыкнула серая кошечка с явным одобрением.
– Но годится ли она в супергерои? – с сомнением промурчал рыжий кот. – Она даже к нам подойти боится!
– Да, боюсь, – собственный голос показался бабе Любе чужим, слишком вызывающим и визгливым. – Шли бы вы лесом со своим супер-героизмом. Я нормальный человек!
Пара кошек из числа мирно питающихся покосились на нее, но троица в кустах не отреагировала.
– Я ее выбрала, – объявила серая кошка с нажимом на «я».
В этот момент сосед, проходя мимо, поздоровался с бабой Любой. Она машинально ответила, затем стушевалась, но мужчина ничего не заметил и последовал себе дальше. Из этого Любовь Федоровна сделала вывод, что странности заметны только ей. Обычный вечер, люди вокруг ходят, кошки ужинают, и только ей мерещится поздней осенью говорящая змея с неподходящей для рептилии пушистой компанией.
Не исключено, что разумнее всего странности проигнорировать; впрочем, они уже происходили. Даже в некоторой степени игнорировали ее, а мало ли что там себе решат. Разбирайся потом…
– Ну и что Вы от меня хотите? – не выдержала баба Люба.
– Чтобы ты использовала свои ценные человеческие качества на благо мира, – оповестила змея с должным пафосом.
«Вот же счастье!» – с комсомольской молодости баба Люба мечтала о такой доле, и в течение жизни приносила посильную пользу обществу. Однако теперь, с высоты жизненного опыта, у нее появились основания скептически отнестись к своей способности нести в мир благо и менять его к лучшему. Ее человеческие качества конкретно сегодня принесли пользу вот этим кошкам, а что еще она может? Так рассуждала баба Люба.
– У всех супергероев есть оружие, – объявила змея, вызвав нехорошее подозрение, будто ей дано заглядывать в мысли. – У тебя оно тоже есть.
Свист расползался из змеиной пасти по сумеркам и завораживал.
– Какое? – выдохнула баба Люба. В голову тотчас полезли всякие Супермены и Спайдермены, столь любимые внуком. Звери это заметили.
– Соображает, – одобрительно кивнул рыжий кот.
– Только вот о том ли она думает? – усомнилась серая кошка.
Баба Люба решила, что пора прояснить.
– Какое оружие?
Змея подвигала языком и выдала совсем уж неожиданное.
– Деньги.
– Что? Как это? – не поняла баба Люба, и потом добавила совсем уж беспомощно. – Но у меня нет денег. Или… а у вас-то они откуда?
Представители фауны заметно набрались терпения.
– Конечно, мы не собираемся давать тебе деньги, – заявил кот.
– Где же я их возьму? – бабка не успела проникнуться надеждой, и потому отказ ее не особо разочаровал. С иронией она ожидала совета по поводу денег от тех, кто их никогда не зарабатывал.
– У тебя они есть, и всегда были, с тех пор, как ты стала взрослой, – объявила змея.
К подобной постановке вопроса баба Люба оказалась не готова.
– Но у меня совсем немного, – возразила она почти жалобно.
Звери дружно усмехнулись.
– А где ты видела, чтобы супергерои разом получали все? Это даже для комиксов неправдоподобно, – рассудил рыжий. – Все они постепенно наращивали мощь своего оружия и развивали свой дар, шаг за шагом продвигаясь в овладении мастерством в борьбе. Банально тренировались, между прочим!
Да уж, летали вверх тормашками, и частенько тормозили собственной физиономией в асфальт, это баба Люба видела почти во всех фильмах. Которые даже и не хотела смотреть.
– Мне тренироваться в обращении с деньгами? – уточнила она.
– Ну конечно! – фыркнул рыжий. – А то ты совсем чайник.
Кассир со стажем – чайник! А кот разбирается! Абсурдность происходящего высвечивала столь явно, что даже не вызывала протеста.
– А почему выбрали меня? – поинтересовалась баба Люба.
Серая кошка словно дальше отодвинулась в тень; нет, сумерки сгустились.
– За твою душевную щедрость. Ну, и жизненный опыт. И наблюдательность, – кошка обратилась к змее. – Ведь только она заметила, что в банке случился всплеск.
– И что мне делать? – опешила баба Люба. Насчет банка она поняла сразу. Какой-такой всплеск?!
– Ты все сама увидишь по ходу жизни. Дел хватит, – проворчал рыжий, и совсем уж неохотно добавил, – а меня приставили к тебе куратором.
Змея шикнула на него, явно затыкая. Затем сама обратилась к бабе Любе:
– Твое первое задание: кто-то отравил энергию денег. Тебе нужно все исправить.
– Сообщения о необъяснимых эпизодах ухудшения самочувствия в людных местах, – торопливо заговорила серая кошка, – связаны именно с этим. Ведь что переходит от одного постороннего человека к другому как бы само собой, как воздух?
– Деньги, – оторопело ответила баба Люба, перед внутренним взором которой замелькали, наваливаясь, все мыслимые транзакции. И сколько, бывало, через нее проходило за рабочий день – от разных людей и организаций! Теперь Любовь Федоровна осознала, почему в иные дни просто с ног валилась.
– Далеко не каждый способен воздействовать на качество денег, – объявила змея. – Я имею в виду – на поток. Что купюры и монеты окрашиваются переживаниями, с ними связанными, когда переходят от человека к человеку, ты уже знаешь.
В подтверждение баба Люба дернула головой. На самом деле, недавно открытая чувствительность к этому свойству денег доставила ей неудобство, к которому она все еще не могла привыкнуть. Не так уж и хотелось ей знать о посторонних сожалениях и раздражении на дороговизну.
Ее реакция как будто позабавила змею.
– Научись радоваться тому, что имеешь, – назидательно прошипела рептилия. – Тогда чужой вздор перестанет задевать тебя. Вернемся к твоей задаче.
Становилось темно. Признаться, баба Люба уже хотела бы поскорее вернуться домой. Тем более, не скажешь же этим говорящим тварям, что о героической сверхзадаче вообще думать не хочет.
– Итак, кто может спустить свой негатив на денежную энергию? – сформулировал вопрос рыжий кот. – Из тех, кого показывали по телевизору.
Любовь Федоровна и думать забыла о старых новостях, однако версия пришла к ней сразу.
– Банкир, конечно, – заявила она.
– Это тебе интуиция говорит? – уточнил рыжий.
– Жизненный опыт, – обосновала баба Люба не без гордости.
– Что-то я сомневаюсь, – проворчал кот. – У агрессора сильная энергия. И это согласуется с высоким постом банкира, но не с ситуацией.
Подобные рассуждения были для бабы Любы китайской грамотой, и, похоже, она вполне созрела, чтоб честно признаться в этом.
– Вы мне толком объясните, чего я должна чувствовать, – попросила она.
– То, что есть, и не более того, – заявила змея.
У кота терпения оказалось больше.
– Тебе нужно почувствовать, какого сорта энергия разрушает сейчас людей через деньги наиболее интенсивно. Вот банкир, вероятно, волновался накануне проверки, а если накосячил чего, то и боялся. И то вряд ли сильно, люди этого типа обычно хорошо владеют собой. Потому я и сомневаюсь, что это он. Кроме того, страх истощает энергию, и только очень сильный испуг может создать всплеск. В принципе, энергия страха может циркулировать по деньгам и усиливать страхи разных людей, но, повторю, от хладнокровного банкира такой поток маловероятен.
Бабе Любе сделалось понятнее.
– Ну а у бабки откуда энергия? – скептически поинтересовалась она.
Звери переглянулись.
– О! – усмехнулся кот. – Уж я этих бабок знаю. У них злобы на жизнь, случается, скопилось – будь здоров! Есть обиженные, есть просто вредные. Они и ходят в магазины, в поликлиники и во всякие людные места поскандалить да пожаловаться на жизнь, энергии хватает, чтоб тех, кто помоложе, на весь день обесточить. Да уж тебе виднее.
Баба Люба не стала спорить. Все ж дискредитация ее поколения представлялась ей несостоятельной.
– Ну а девчонка? – спросила она.
Перевод стрелок не вызвал никаких возражений.
– Вполне могла, – подтвердил кот. – У молодежи дурной энергии много. Много желаний. И еще они выросли на глупых фильмах, где у людей навалом денег и никаких серьезных занятий. И очень хотят, чтоб так и складывалось. Да и старшие их к таким фантазиям приучили.
Вот уж удивилась Любовь Федоровна!
– А кто считает, что халява – это хорошо? – строго спросил рыжий. – Энергия желания получать что-то просто так, не нашедшая результата, легче всего переход в злобу. И не только у молодежи.
– Так деньги и цепляют на себя такое наверняка, – предположила баба Люба.
– И такое, и всякое другое, – как бы согласился кот. – Деньги – это энергия, между прочим…
– В другой раз, – вмешалась змея, на корню пресекая дискуссию. – В общем, задача тебе ясна?
– Не ясно только, что делать, – сварливо заметила она.
Вероятно, такого согласия оказалось достаточно; змея и серая кошка растаяли, а рыжий кот махнул хвостом и скрылся в кустах. Остальные кошки давно уж разбрелись, так что ничто здесь бабу Любу более не держало.
Любовь Федоровна зашла домой, что-то ответила внуку, который, как всегда, искал свой сотовый телефон. Она прислушивалась к своим ощущениям, пытаясь уловить что-нибудь необычное, но увы, дышала и двигалась она совершенно так же, как всегда. За исключением первых секунд, говорящие кошки с полупрозрачной змеей на вечерней улице ее даже особо не удивили и, что странно, не испугали. Вспомнился мультфильм, где домомучительница фрекен Бок, пританцовывая, бормотала: «Я сошла с ума! Какая досада».
В своем здравом уме Любовь Федоровна, однако, осталась вполне уверена, разве что сомневалась, что можно вот так запросто получить деньги в качестве оружия. Слишком уж заманчиво. Услышь она такое от человека, точно бы решила, что имеет дело с жульем.
«Чем не здравое суждение?» – оценила она и отправилась мыть посуду. Это занятие, как известно, занимает руки, но оставляет мыслям абсолютный простор.
Никогда не приходило раньше Любови Федоровне в голову, что у денег есть энергия и что, передаваясь от человека к человеку, она способна как-то влиять. Тем более не подозревала в себе баба Люба особой духовной щедрости, или как там ей сказали. Зато всяческих опасений за нею всегда водилось в избытке.
Первым побуждением бабы Любы было сунуть нос во все кошельки в доме, что, разумеется, встретило бы решительный отпор со стороны дочери и внука. Не то, чтоб они хранили в тайне свои финансы, но ей давным-давно было сказано: взрослость и контроль – понятия несовместимые. «Попробовала бы я так сказать в свое время», – сердито подумала баба Люба, припоминая, как приходилось во всем давать отчет свекрови. А эти – независимые, как… кошки!
Все же баба Люба повертелась в прихожей возле куртки внука, и разнокалиберность палитры купюр ее насторожила: недовольство, эйфория, радость, благодарность. И, конечно, та же дрянь, из-за которой она поспешила украдкой поднести к карману зажженную свечку.
Сумка дочери в кресле и чемоданчик зятя, с кошельками внутри, фонили примерно так же. Почистив все, баба Люба решила набросать примерный список мест, где энергию денег можно будет почувствовать отчетливее всего. Разумеется, на первом месте оказались банки.
Ей, как раз, предстояло вскорости оплатить коммунальные услуги. Но сначала – зайти в супермаркет. Внук пару лет назад подарил ей карточку со скидками, и теперь она часто заглядывала посмотреть, нет ли чего по выгодной цене.
***
Назавтра в супермаркете деньги фонили очень сильно, причем поверх различных эмоций, все перекрывая, перетекала сильная угрюмая злоба.
Несколько человек в очереди перед Любовью Федоровной расплатились на кассе как будто без видимого дискомфорта, но мужчины складывали в пакеты свои покупки устало, а женщины, почти все, подолгу рассеянно копались в сумках, не в состоянии сразу найти кошелек. Это долгое копошение было особенно заметно по даме, заблаговременно держащей портмоне в руках, и хорошего настроения людям, в общем, не добавляло. Между тем в другой очереди совсем молоденькой девушке стало нехорошо, и ее взялись обмахивать ближайшие соседи – зрелище для поздней осени нетипичное.
А тяжелая энергия вместе с деньгами продолжала переходить от одного к другому, незримо утяжеляя ношу каждого. Под конец баба Люба уже не могла на это смотреть, и тщательно отсчитала все до копейки, лишь бы без сдачи.
На улице ей стало легче, но и разум включился. Следовало ведь разменять крупную купюру для удобства дальнейших трат, и чем скорее, тем лучше. Не удастся ни ей, ни ее семье, ни другим людям долго воздерживаться от контакта с деньгами. Она оказалась тем самым человеком, который обязан навести порядок.
Троица не говорила ей, но баба Люба сама понимала, что тяжелая энергия, скорее всего, способна и убить – если человек, к примеру, и без того ослаблен. Может здоровью повредить, это ведь все равно, что впустить в себя чужую ненависть, сродни участия в скандале. А всего-то ничего не подозревающий человек взял денежку! Так рассуждала баба Люба, и груз ответственности тянул ее в одну сторону, а страх и нежелания связываться – в другую.
Оттягивая визит в банк, она убедила себя, что ни к чему попадать в обеденный перерыв; ну и что, что в большинстве банков его нет, мало ли! Баба Люба пообедала, приготовила ужин, и потом все же заставила себя не дожидаться вечера, чтоб отложить все на другой день. «Вот где героизм», – отметила она.
Свою новую способность чувствовать деньги баба Люба ощущала все сильнее. Не получи она пояснений накануне вечером, пожалуй, испугалась бы непонятных знаков. К примеру, теперь, идя по улице, она слышала звон, замечала золотистые всполохи на учреждениях и даже на людях. Последние, должно быть, показывали, где именно граждане держат кошельки, и следовало бы им порадоваться, что баба Люба не собирается начинать карьеру карманника. В общем, деньги пронизывали все.
При входе в отделение банка первым побуждением бабы Любы было развернуться и броситься бежать как можно дальше. Золотистая энергия денег здесь разливалась во все стороны, даже под потолком мельтешила. И вместе с нею навалилось на несчастную Любовь Федоровну тяжелое удушье.
Усилием воли она взяла себя в руки, получила номерок и стала ждать своей очереди. Людей, несмотря на рабочее время, в зале хватало, и не оставалось ничего другого, как смириться с ожиданием. Баба Люба решила присмотреться, вдруг обнаружится что-нибудь полезное.
Ни один кассир, вероятно, не ставит себе специально целью наблюдать за людьми в процессе работы. И все же опыт у бабы Любы накопился еще с тех пор. Понятно, теперь все стало другое, не как в советское время, когда работали на счетах, да и у клиентов не совсем прежние запросы.
Она ни с кем не обсуждала, что обожает «Рождественскую историю»; но пересмотрела все версии и всегда старалась посмотреть еще раз. Дух Джейкоба Марли был накрепко привязан к финансовой сфере. Точнее говоря, к деньгам, но теперь уже некогда простые золотые монеты не встречались вовсе, а почтенное ростовщичество вытеснили солидные банковские структуры.
Чего хотят люди, приходя в банк? Множество граней в отношениях «человек-деньги» здесь можно изучать в разных вариациях.
Вот старичок получает пенсию. Он настороже, при случае переспрашивает, желает целиком владеть вниманием кассира, и ждет крайне неохотно. Банкам и всему такому прочему он не доверяет, хоть и смирился, но при случае рад поворчать. С другой стороны, это повод раз в месяц выйти в люди, и он не прочь пообщаться с очередью. Деньги у кассы он пересчитает тщательно и, пока не закончит и не спрячет все хорошенько, не уйдет.
Женщина платит коммунальные. Деловито, без особой радости, но и протеста как такового нет. С похожим настроем она, наверное, моет посуду. Необходимая ежемесячная процедура, напоминающая о том, как нужны в жизни деньги и как важно, чтобы их хватало.
Гражданин берет кредит. Он немного волнуется, но в принципе в себе уверен. Еще бы! Он вот только что собрал кучу подтверждений своей финансовой состоятельности, да таких, что даже и не думал. Это, само собой, приятно, и менеджер, просматривая толстую папку, временами одобрительно кивает. А клиент в предвкушении. Ему предстоит пережить эйфорический, поистине окрыляющий момент, когда он будет покидать банк с большой суммой денег.
Другой гражданин платит взнос по кредиту. Он собран, даже напряжен, тщательно вчитывается в каждую запятую на квитанциях. Его, возможно, прямо сейчас, да и временами мучают сожаления, зачем он вообще в это дело ввязался. Но теперь уж, конечно, дисциплина превыше всего: каждый месяц не позднее определенного дня нужно рассчитываться. Купленная вещь постепенно становится привычной; хорошо, если от этого не становится менее нужной.
Семья снимает с депозита. Они обсуждали это, настроились, согласовали цель. Теперь родители нервно переглядываются, опасаясь брать в руки большую сумму наличных, возить ее по городу, мало ли что. Сыновья же ерзают, вскакивают, не в силах усидеть на месте от восторга. Они уже предвкушают путешествие, едва замечая происходящее. Менеджер деловито выстукивает по клавишам; здесь все в порядке.
Барышня разбирает спорный вопрос с кредитной картой. Держится она вежливо, однако агрессия в ней явно присутствует. С одной стороны, клиентка понимает, что сама по наивности натупила, но не может не злиться на хитрости договора. Ох, она мало что понимала, когда его подписывала! Все возражения отлетают, как об стенку горох. К счастью, долг образовался не такой уж большой.
Юноша напротив открывает вклад. Сам себе удивляется, что решил так распорядиться подаренными деньгами. Однако для текущих нужд это много, а для большой покупки, о которой он мечтает – мало. Решил все же попробовать накопить, вдруг да получится. Он не особо прислушивается к объяснениям, вполне полагаясь на банковский порядок; условия, включая процентную ставку, он изучил заранее. И в этой солидной обстановке ему так здорово мечтается о том, во что он обычно мало верил: машина мечты как будто стала ближе.
Мир принадлежит тому, кто платит, а точнее – платежеспособен. Такова точка зрения из отделения банка, да и не только. Магазины, к примеру, обслуживают по тому же принципу. Люди знают, что для исполнения желаний им нужны деньги. Тут все понятно.
Однако проблема, на решение которой подрядили бабу Любу, напрямую касалась того, с каким чувством человек отдает и принимает деньги. Как оказалось, это настолько важно, что может испортить жизнь целому городу и того дальше. Остаточные чувства, резонанс, которые фонили от купюр и монет, люди добавляли по своему настроению и характеру. Баба Люба предполагала, что подо всем этим ощущается истинная природа денег, которую она пока не понимала. И пока что подобные вещи не входили в ее задание.
Подошла ее очередь, и девушка-кассир весело озвучила, сколько у нее на карточке. Баба Люба приободрилась; приятно, когда суммы, которые записаны в банке, греют душу. Вообще, помимо всего прочего, людям ведь свойственно испытывать и радость при виде денег. И кассирша, которая выдает долгожданную наличку – ну прямо фея, оживляющая материю!
«Чего я насмотрелась, что на ум приходят такие сравнения?» – удивилась себе баба Люба, которая за свой век выдала множество денег, но феей себя никогда не считала. Она закончила свои дела, распрощалась и на автопилоте вышла на улицу. Но стоп, кроме своих дел, у нее теперь имелись еще и героические обязанности. Баба Люба остановилась и обернулась, как раз застав тот момент, когда банковская вывеска засветилась неоном.
Любовь Федоровна предполагала, что сложнее всего ей будет добраться до заведующего отделением этого банка. С чего бы ему завязывать знакомство с пожилой женщиной? Повода напрашиваться к начальству ей сегодня не представилось. И в любом случае, к главному руководителю ее вряд ли повели бы при любом скандале. А скандалить баба Люба не умела, увы, вообще и, с молодости о том сожалея, ничего не могла с собой поделать.
Думая так, она продолжала стоять возле банка. Рабочий день кончился, начали выходить служащие. Недавно обслужившая ее девушка-кассир, проходя мимо, снова попрощалась. Баба Люба двинулась следом.
И тут нечто рыжее метнулось наперерез и сбило ее с ног.
Не сумев удержать равновесия, баба Люба полетела вперед. Она выставила перед собой сумочку, и это частично спасло ее от грязи и царапин; впрочем, не совсем. Пожилая женщина не успела ничего сообразить, как ее тут же принялись поднимать с обеих сторон.
– Вы как? – обеспокоенно спросила девушка, не успевшая отойти далеко.
– Это наш охранник кошек подкармливает? – прозвучал слева мужской голос.
– У нас рыжие не пасутся, – принялась горячо оправдываться девушка.
Между тем баба Люба повернула голову и обомлела. Под руку ее поддерживал тот самый банкир. Определенно, рыжему коту удалось свести их, а дальше все зависело от нее.
– Все в порядке, – произнесла она, – я тоже кормлю уличных кошек. Так приятно, что хоть кто-то в банке занимается благотворительностью.
В подтверждение своих слов, она вынула из сумки пакет с кормом и потрясла под носом у банкира. Того, казалось, это не успокоило.
– Вы как себя чувствуете? – почти потребовал он.
– Испугалась немного, – честно призналась Любовь Федоровна. – Мне до сих пор не по себе. Не привыкла я летать.
– В больницу не надо? – поинтересовался банкир уже без прежней настойчивости.
– Нет, – отказалась баба Люба. – Мне надо домой.
– Хотите, я Вас подвезу? – предложил банкир.
В любых других обстоятельствах баба Люба точно бы отказалась.
– Если Вам удобно, – оговорила она, – то это бы меня очень выручило.
Последующие переговоры выявили, что ему не вполне удобно, так как баба Люба проживала на два квартала дальше, но мужчина великодушно заявил, что подбросить ее и вернуться для него – совершенно нетрудно. Дождавшись, пока они договорятся, девушка-кассир попрощалась в третий раз и оставила их.
Банкир направился к машине, баба Люба – за ним. Она уже немного начала прислушиваться, и ощущения этого человека пока не совпадали с энергией, которую она искала. Он, определенно, сейчас находился в равновесии – вот все, что она поняла.
Совать нос в дела незнакомого человека невежливо, в служебные дела – еще и некорректно. Отвлекать водителя за рулем вообще не годится. С другой стороны, время в дороге закончится быстро. Баба Люба решилась.
– А что за проверка к Вам приходила? – спросила она, пристегивая ремень безопасности. – По телевизору показывали.
Ей казалось, для клиента банка поинтересоваться этим вполне естественно. Банкир нахмурился.
– Как обычно. Хотят все контролировать. Чем дальше – тем хуже.
Он тронул с места и выехал на дорогу.
– Я слышала, отчетность будут ужесточать, – продолжила разговор Любовь Федоровна.
Ей, признаться, всегда казалось, что это правильно. Но банкир считал иначе.
– Дело в том, что от этого оборот проседает. Помните голод 30-х годов?
– Лично не помню, от мамы слышала, – призналась Любовь Федоровна.
Вдоль дороги как-то разом зажглись фонари, отражаясь цветными огнями в пролетающих мимо витринах. Загорались рекламы, и от всего этого город приобрел праздничный вид.
– А хлеб по карточкам наверняка застали, – вторгся в радужную действительность голос банкира. – Дело в том, что, когда ресурсы начинают жестко контролировать, считайте, ограничивать, они имеют тенденцию сокращаться. Вот голод, если историю учили, начался из-за продразверстки, когда власть взяла за правило шарить у людей по погребам.
Баба Люба наморщила лоб, припоминая. Разве не говорил кот, что деньги – это энергия, а энергию как упорядочить, если ты не физик? Должно быть, всякая энергия норовит вырваться из-под контроля.
Не услышав возражений, банкир воодушевился. Он продолжал рассуждать.
– Контроль, понятно, нужен, но до глупости зачем доводить? Постоянное недоверие – это так противно! Вроде ежедневного получения справки, что ты не верблюд. Представьте, Вам придется отчитываться за каждую потраченную копейку, где Вы ее взяли? Нервов никаких не хватит. А зачем? Ну какой из Вас спонсор для противоправных действий? Все хорошо в меру. От всяких улучшений в первую очередь достается обычным людям.
– Да, пожалуй, – согласилась баба Люба. И на мгновение она срослась с гневом этого человека. Тема ненужного контроля была для него давно болезненной, и тогда, ожидая комиссию, он и правда почти психанул. Что и привело его к истощению и обмороку. Но на качестве денежного потока это никак не отразилось; та энергия, что ударила бабу Любу в кассе, была совсем другого сорта. Банкир не имел отношения к ее заданию.
Тем не менее, он довез ее прямо до подъезда, еще раз поинтересовался самочувствием, и лишь тогда уехал.
Из-за посещения банка баба Люба вышла к кошкам позже обычного. Ее уже никто не ждал; впрочем, за пару минут подтянулись трое. От сухого корма они в восторг не пришли, но и не отказались.
Баба Люба огляделась в поисках рыжего кота и сразу заметила его. Он остался в стороне, посверкивал глазами.
– Ты меня специально уронил? – с упреком обратилась к нему Любовь Федоровна.
– Извини. Издержки героизма, – ответил он. – Говорил я тебе, что банкир совершенно не того типа человек?
Баба Люба пожала плечами. Она подумала, тем лучше, что кот оказался прав. Ни к чему вредным типам крутиться возле денег и сливать через них на всех остальных свой негатив.
– Тебе нужно точно так же столкнуться с девушкой, как бы случайно. Это нетрудно, молодежь общительная, – утешил кот.
Любовь Федоровна вспомнила школьниц, которые помогли ей встать в тот день, когда впервые появилась змея с говорящими кошками. Да, пожалуй, нет ничего сложного в том, чтоб обратиться к новому поколению.
– Девушка учится в университете. Не пропускает занятия, я проверил. Так что можешь ее хоть завтра там подождать, – кот вроде бы спрашивал.
Баба Люба оценила такой такт; до сих пор ею как будто помыкали, распоряжаясь, что и когда делать. А вдруг бы она на завтра запланировала срочное, неотложное дело, свое собственное? По правде, таких случаев у нее давно не было, в том и плюс пенсии, что сама себе хозяйка, и для большинства дел подходит любой день.
С другой стороны, она так и не разменяла крупную купюру, и не хотела этого делать с перспективой получить вместо одной большой бумажки с бякой несколько помельче с таким же дополнением. Она не знала, насколько вредоносная энергия привязана к номиналу денег; а ну как и сотня, и тысяча фонят одинаково? С избавлением города от этой заразы стоило поторопиться, и завтрашний день годился для общения с незнакомой девицей ничуть не хуже, чем всякий другой. Баба Люба кивнула.
– Подходящее время – большая перемена. Все студенты обычно выходят проветриться, кто покурить, кто пирожок в киоске купить. Там скамейка рядом с киоском, – разложил дислокацию пушистый координатор.
***
Инструкции сводились к тому, чтоб дождаться девушку возле учебного заведения и попробовать разговорить. Надо отметить, прекрасная погода весьма способствовала посиделкам на скамейке, и баба Люба порадовалась, что все-таки выбралась в этот район, где бывала редко. Мимо то и дело пробегали студенты, но нужной девушки среди них пора не попадалось. Баба Люба зорко высматривала ее, но совершенно забыла обо всем, когда прямо у нее под носом, буквально в двух шагах, юнец в куртке попытался пнуть трусившую мимо собаку. Та отскочила, едва не выронив то, что несла во рту.
– Чтоб у тебя ноги отсохли! – в сердцах воскликнула, вскакивая, пожилая женщина. Жестокость по отношению к бродяжкам она не переносила, хоть и была не собачницей в принципе.
– А я ему сщас оторву! – прозвенел совсем рядом возмущенный голос.
Баба Люба не заметила, откуда появилась интересующая ее девушка. С ней была еще одна, и потому юнец, струхнув, поспешил ретироваться от преследовательниц. Даже слова не рискнул выдать, хотя баба Люба приготовилась ответить грубостью на грубость. А собаки давно и след простыл.
Любовь Федоровна сделала вид, что задыхается, и девушки проводили ее до скамейки.
– Простите меня, – оправдывалась баба Люба, – не терплю черствого отношения к животным. Иной раз так разозлюсь, что сама не рада.
– Да, знакомо, – фыркнула девушка.
Подруга понимающе усмехнулась.
Любовь Федоровна решила, что настала пора для узнавания, и придирчиво вгляделась в девушку.
– Это не Вас по телевизору показывали? – уточнила она, как будто смутившись.
– Ее, – сдала подруга, – и как раз по этому поводу.
– Вы же в банке были? Но там вроде хорошо работают, не на что сердиться, – удивилась баба Люба.
Девушка, и до того сердитая, недобро усмехнулась.
– Я там платила кредит за машину бывшего парня! – сказала она, словно приглашая вместе посмеяться над ее дуростью.
– Как это? – опешила баба Люба. Девушка не производила впечатления ни слишком глупой, ни особенно богатой. Она нахохлилась и притихла.
– А Вы не знаете, это схема такая, – оживилась разговорчивая подружка. – Этот хлыщ на себя машину не стал регистрировать, у нее, как у студентки, есть налоговые льготы. А многие так делают, чтоб имущество меньше декларировать, записывают машины на родственников, особенно на пенсионеров.
Баба Люба честно призналась, что хитрая схема ей незнакома.
– Нет, он купил на свои деньги, просто и машина, и кредит оформлены на меня, – объяснила главная девушка. – У меня тогда была хорошая работа, так бы не дали мне, конечно. Вот. Мы разошлись, а вопрос с машиной остался. Теперь мне надо все на него переоформить, а это по инстанциям таскаться, у меня времени нет. Вот сессия пройдет, тогда придется повозиться, а пока так.
– Да не возись ты, и пусть как хочет, – высказалась подруга явно не впервые.
Девушка дернула плечами:
– Но он тогда все потеряет, что уже вложил, это как-то нечестно.
Баба Люба невольно согласилась, что, в самом деле, некрасиво делать человеку такую гадость.
– А деньги на взносы его? – уточнила она.
– Он дает, – кивнула девушка, – и даже отвозит меня в банк, а потом куда мне надо.
– Но все равно это хлопотно, – посочувствовала баба Люба.
– И не говорите, – согласилась девушка. – Тот раз в банке пришлось долго ждать, и я в один прекрасный момент так разозлилась! Все вспомнить успела, понимаете, плохого, из-за чего мы расстались, и думаю себе: «Ну и какого хрена я здесь ради него торчу?!».
Она осеклась, будто смутившись собственной горячности. Любовь Федоровна поспешила выказать полное понимание.
– Еще бы, зачем оно Вам? – живо откликнулась она.
Но девушки вдруг как будто заторопились, подруга поежилась от ветерка.
– Спасибо Вам, девочки, за помощь и доброе слово, – сказала баба Люба и первая поднялась со скамейки. – Мне пора, а все-таки приятно просто так посидеть на солнце. Это так редко получается!
– Да, – с удивлением согласилась девушка. – Мы, представьте, до сих пор никогда так не делали, все мимо бегаем!
– Точно, – кивнула подруга.
Они попрощались и зашагали к главному зданию, а баба Люба поплелась к остановке. В дороге она просто наслаждалась поездкой, зато дома сразу стало хмуро, и даже не от сознания вернувшейся ответственности. Стыдно так, наверное, бывает полицейским и всяким шпионам. В самом деле, чем она занималась последние дни? Под видом доброжелательной беседы зондировала порядочных людей на предмет злобы!
И вот теперь, когда методом исключения вроде бы определилась виновница заражения денежной энергии, бабе Любе сделалось особенно не по себе. С одной стороны, именно пожилой женщине она изначально как бы больше верила, считала ее наименее способной на такую пакость, что ли. С другой – придется теперь с этой старушенцией связываться, подход искать. Это молодежь считает, что все старики на одно лицо, и всегда поймут друг дружку. На самом деле между ними, как и всю жизнь, сохраняется разница в интересах, культурном уровне, да и материальном статусе.
В последние годы Любовь Федоровна с ровесниками пересекалась редко. Грело душу воспоминание о том, как легко она нашла общий язык с девушками. И поговорили хорошо, и задание выполнено. А старики, даже знакомые давно, порой казались такими склочными, что лучше держаться подальше.
Однажды баба Люба с бывшей сослуживицей неудачно зашли в банк. Выдался один из дней, когда собралась большая толпа и, как следствие, оборудование то и дело «глючило». Компьютер завис, когда они уже приблизились к заветному окошку, и тут бывшую коллегу прорвало! Как она раскричалась на весь зал:
– А мы на счетах работали, и ничего не зависало! Чего расселась?! – это молоденькой кассирше. – Давай бери счеты!
Баба Люба рядом с крикуньей не знала, куда деться от неловкости. Ей всегда была отвратительна такая несдержанность. Она тоже сердилась, но скорее на ситуацию, и отчетливо понимала, что бросаться на кассиршу неоправданно. Тем более требовать достать счеты.
В тот раз, завершив дела в банке, она поспешно распрощалась с пылающей благородным негодованием сослуживицей и больше с нею не пересекалась. Впрочем, та, очевидно, не сумела попортить энергетический фон денег в тот раз. Баба Люба с ужасом представляла, что за монстра в образе старушки ей предстоит сразить в праведной борьбе.
Кот, помнится, с самого начала намекал именно на старушку, и существовала вероятность, что в таком случае он мог бы подсказать дельное решение. Кроме того, она так и не получила новых инструкций от кота.
«Кота слушаю!» – баба Люба усмехнулась, сознавая, что это странновато. Впрочем, Любовь Федоровна всегда разговаривала с кошками и, в принципе, они ей отвечали, только не словами. С Дейзи они вообще понимали друг друга с полу-жеста. И потому беседы с котом и даже его поучения вошли в ее жизнь вполне органично.
Еще одну причину своего смятения после разговора с девушкой она осознала чуть позже. Все дело было в парне, который оформил кредит на кого-то, чтоб не показывать, откуда у него деньги. Баба Люба ничего не понимала в том, как можно жить не по средствам. По ее мнению, такие люди сами нарывались на неприятности. Она готова была признать за собой некоторую недоброжелательность в их адрес, и не всегда легко согласилась бы, что это ее не касается.
С выходом на пенсию круг ее общения сократился. Так, иногда перезванивалась с бывшими коллегами и другими знакомыми, с соседями здоровалась, вот и все. Впрочем, тема осуждения чужого благосостояния поднималась повсюду, и не раз.
Кот на вечернюю кормежку не пришел, чем немало разочаровал Любовь Федоровну. Она понятия не имела, какие такие дела у него еще могут быть, кроме сопровождения ее важной миссии. Желание поделиться достижениями распирало ее. А дома, как назло, обсуждали всякие глупости вроде эстрадных страстей: опять кто-то там разводился. Заснула баба Люба с трудом, а с утра пришлось заняться домашними делами. Давно следовало убраться, да и продукты почти все закончились. Баба Люба давно знала, что закупаться нужно до наступления выходных, это гораздо выгоднее. И неважно, что во всех торговых точках циркулирует зло, прилипшее к деньгам, кушать все равно надо.
Отправляясь на рынок, она, как всегда, захватила кошачий корм, но так никого и не встретила. А на месте для нее стало большим облегчением, что на открытом воздухе злоба как будто не так сильно фонит. Любовь Федоровна приобрела картошку, паштет и отравилась в знакомый павильон с яйцами. Путь ее лежал через ряды, где торговали мясом и рыбой, так что она то и дело осматривалась, вдруг что приглянется. Так и вышло.
Пожилую женщину из телевизора баба Люба узнала сразу и, недолго поколебавшись, решила этим воспользоваться. Та стояла у прилавка с селедкой, по всей видимости, выбирала.
Любовь Федоровна встала рядом, изучила предложенный товар, затем, как бы невзначай скользнув взглядом, уставилась уже пристально. Пожилая покупательница это заметила, и не замедлила вопрошающе уставиться в ответ.
– Извините. Вас вроде бы по телевизору показывали? – робко поинтересовалась баба Люба.
Продавщица, до того болтавшая с другой продавщицей за соседним лотком, развернулась к ним.
– Покажут тут, – буркнула пожилая женщина. – Я в этом банке, будь он неладен, в обморок упала.
Соседка продавщицы тоже как будто вклинилась; во всяком случае, баба Люба отчетливо почувствовала ее любопытное биополе.
– Ну Вам там хоть помогли? – возмущенно поинтересовалась продавщица селедки.
– Помогли, – едко произнесла старушка. – Сразу подняли, я как в себя пришла, уже врачи примчались. Так ведь я платить за свет ходила, и как подумала, сколько они с таких, как я, получают, такая злость взяла!
Старушка вздохнула так шумно и трагично, что баба Люба забеспокоилась, как бы ей снова не вздумалось грохнуться в обморок. Однако обе продавщицы охотно подключились к злорадному осуждению.
– Ну, – согласилась соседняя, – лопатой гребут!
– Вообще-то банк передает деньги электро… – попыталась баба Люба.
– Да все они одна шайка! – с неожиданно энергичной злостью громыхнула почтенная пожилая женщина.
У бабы Любы потемнело в глазах. С советских времен ее учили, что, с одной стороны, к деньгам стремиться стыдно, но, с другой, они необходимы, чтоб оплачивать труд людей. Ты платишь, к примеру, за проезд, справедливое родное (а как же иначе) государство эту денежку берет и направляет, к примеру, на детские сады. И вот так же возмутилась она однажды, впервые услышав, что при коммунизме хлеб будет бесплатный. Они ездили на практику в колхоз, помогали хлеборобам. Любовь Федоровна хорошо знала: для того, чтобы вырастить хлеб, нужно очень много труда. И что, если хлеб сделать бесплатным, получается, всем, кто его выпускает, не нужно платить?! Ни фермерам, ни мельникам, ни пекарям?
Потом как-то укрепилось мнение, что руководство ворует у простых граждан, банки, кассы и прочее – вроде как пособники этого. Но ведь счета за электричество нужны на зарплату работников электростанции, иначе не будет никакого электричества. Конечно, и кассиры свое получают, и руководство себя не обидит. Тут баба Люба ощутила, что проникается своим давним возмущением, и отвлеклась, пока не поздно. Ведь основную нить она схватила.
Теперь не оставалось сомнений, что именно старуха виновна в порче энергии денег. Еще бы, такой посыл: кто-то обогащается за счет масс! Она ведь не просто свои деньги пожалела, а от всех плательщиков, присоединив тем самым и общую злобу. Такого не выдержала и потеряла сознание, но дело сделала: пустила скверную энергию в оборот.
Что с этим делать, баба Люба понимала плохо. Она купила селедку и пошла домой. Приготовила ужин и, не дожидаясь, пока все соберутся за столом, отправилась кормить кошек за дом. Там ее дожидались.
– Я нашла ее, – отрапортовала она рыжему котяре. – Только теперь не знаю, что делать.
Некоторое время зверь спокойно изучал ее.
– Все ясно, – заявил он. – Тебе трудно излечить ее посыл, потому что ты больна тем же самым.
– Но я не такая, как она! – возмутилась баба Люба.
Остальные кошки в стороне торопливо ели. Собрались почти все знакомые, а которые не подошли, тех, значит, накормили у первого подъезда; во всяком случае, баба Люба на это надеялась. Обычно на другой день они появлялись, как ни в чем не бывало.
Кот вздохнул, как водится, когда готовятся к долгому объяснению.
– В тебе живет чувство несправедливости, – объявил он. – И зависть. И злоба к тем, у кого денег больше, чем у тебя.
Все сказанное не понравилось бабе Любе, пускай отчасти и было правдой.
– И ты легко заражаешься чужой злобой, – совсем уж возмутительно объявил кот со снисходительной ухмылкой.
«Ничего подобного», – мысленно баба Люба показала ему язык.
– Я абсолютно невосприимчива к чужому мнению, – гордо возразила она. – Тем более к злобе.
Коту было, что ответить на это.
– Ты просто мало себя знаешь. Все заложники своей эпохи. Каждое время собирает мусор с предыдущего, а еще есть дурные идеи, которые носятся в воздухе, совсем как вирусы, и поражают двуногих, даже абсолютно безыдейных. Вот «Капитал» испортил даже тех людей, которые его никогда не читали.
Баба Люба читала, попыталась даже припомнить, но у нее ничего не вышло.
– Там написано, что частная собственность на средства производства – это величайшая несправедливость, – пришел на помощь кот. – И хорошо, когда все принадлежит всем, и блага распределяются поровну. И теперь большинство чувствует себя обделенным, потому что верит, что с ними обязаны, так сказать, поделиться, а этого не происходит. Еще считается, что начальство ни черта не делает, а больше всех получает – тоже благодаря «Капиталу».
– Ну а почему некоторые себе нахапали? – не сдержалась Любовь Федоровна.
Кошки заканчивали трапезу. Иные с надеждой поглядывали на бабу Любу, но подходить к ней не решались, чтоб не потеснить рыжего кота.
Себе нахапали, а о других не подумали? – продолжил ее мысль кот довольно точно. – Примерно так и рассуждает эта твоя старая злыдня. И не думает, что злится на таких же, как она. Много бы она кому дала, если б от нее зависело?
– Не знаю! – фыркнула баба Люба, полагая, что это уж совсем к делу не относится.
– А получает человек то, что от него исходит, – заявил кот. – Той же палкой, тем же концом и по тому же месту. Обычные, приличные люди вроде нее, если копнуть, те еще гады. Послушать только их претензии! Сами-тоне хотят возиться, но требуют, чтобы возились с ними. В сущности, они легко прощают себе и оправдывают те же самые действия, которые осуждают в отношении себя.
– Переведи, – нахмурилась баба Люба.
Кот махнул хвостом, но она не сразу поняла, что он указывает на других кошек.
– У многих из них когда-то был дом, а потом их выкинули на улицу. Для их хозяев это было самое простое решение. Когда так поступает с человеком, к примеру, работодатель по сокращению или бывший супруг из своей квартиры выставляет, и выживай как можешь, разве это не то же самое?
Баба Люба однозначно согласилась бы, но – таково было ее мнение. Она много раз слышала возмущенные вопли на тему «прав человека» и знала, что уволенные сотрудники обыкновенно ставят себя выше собак и кошек. С людьми она на эту тему не спорила, просто оставалась при своем мнении и продолжала делать для бродячих животных, что может.
– Иные люди всю жизнь ноют, считают себя бедными и несчастными, – пробормотала она. – И думают, что все должны им помогать, и жалеют о тех временах, когда «все было бесплатно». Ну, согласна, и я, бывает, жалею. В этом плане я старушку эту понимаю. Но я стараюсь такой не быть! И все равно нечестно, что одному все, а другому ничего!
– Как мало ты знаешь о деньгах, – заявило наглое животное, которое наверняка никогда ничего не зарабатывало. – Хорошо, вот живет себе олигарх, из тех, что так тебя злит. Допустим, у него много денег, и он наживается на труде своих рабочих. Давай его уберем, все поделим и позволим рабочим самим руководить. Что тогда будет?
Баба Люба почувствовала себя неуверенно. Ответа она не знала, зато прекрасно понимала, что это провокация.
– И что будет? – повторила она.
Кошки, поняв, что ничего больше не будет, потихоньку разбредались. Некоторые удосуживались попрощаться взглядом.
– Не пройдет и года, как рабочий класс все профукает, растащит и продаст, а в лучшем случае просто пролетит, после этого сядет с протянутой рукой ждать того, кто предложит работу. Стабильную работу с ежемесячной зарплатой.
Баба Люба молча осмысливала услышанное.
– Вот почему приватизация не сработала. Большинство не готово к такой ответственности. Потому демократия в чистом виде сегодня не существует. Возможно, когда-нибудь люди изменятся, но пока что нужны те, кто умеет организовать других.
Упоминание о приватизации всколыхнуло давнее возмущение бабы Любы, она отлично помнила, как это происходило.
– Кто наглее, тот и хапает больше, значит, – подытожила она. – А другим – что не жалко.
– А ты сама много другим дала? – поинтересовался кот. – Ты отвечаешь за кого-то?
Баба Люба захотела просто рассердиться, она не могла не признать, что вопрос неприятен. Она считала, что сделала в жизни все, что положено, отвечала за свою работу, за семью, за жизнь и благополучие дочери и внука, пока они были маленькие: и деньги, проходящие через нее, отсчитывала всегда добросовестно. И, надо надеяться, не добавляла к ним своей злобы. И старалась не гадить никому. Но от ответсвенности, признаться, всю жизнь держалась подальше и потому, наверное, в начальство не лезла.
Коту, похоже, надоело наблюдать за ней.
– Вот и выходит, – объявил он, – что работодатели, по твоему мнению жадные, дают совершенно посторонним людям за месяц гораздо больше, чем ты, щедрая, за всю свою жизнь. Так?
– У меня просто нет возможности, – огрызнулась баба Люба. – И вот, я кошек кормлю!
– Это прекрасно, – с чувством оценил кот. – Далеко не каждый дорастает до бескорыстной помощи ближнему.
Помнится, за это ее и выбрала серая кошка. Вот, тоже, припахали к делу! «Нашли, на ком проехаться», – с неудовольствием отметила баба Люба. Но дискуссию отнюдь не была окончена.
– Так скажешь, не воруют? – ехидно осведомилась она.
– Кто-то ворует, – бессовестно отмахнулся от нее кот. – Главное, что тебе предстоит понять – каждый рано или поздно получает по заслугам. У тебя наверняка будут задания, связанные с хищениями, и ты разберешься, что это такое. Но это пока не твое дело, и не отвлекай меня. Я пытаюсь тебе объяснить, почему вклад организатора-управленца ценится выше, чем тысячи работяг. Потому что без него этих работяг вообще не будет. Это хоть до тебя дошло?
Баба Люба вспомнила, как зять пытался заняться бизнесом, и как было тяжко. То поставщик подведет, то продажи не идут, то аренда растет. Один раз принес крупную сумму, но дома почти не бывал, звонки зато надоедали круглосуточно. Полгода он так промучился, потом устроился на нормальную работу.
– Дошло, – буркнула она. – Но можно же по справедливости! Вот в советское время…
Кот, разумеется, не засмеялся, но более непочтительного выражения на его наглой рыжей морде до сих пор ей наблюдать не доводилось.
– Дай, продолжу, – попросил он елейно. – Возможно, вы не все знали, кто-то по-тихому обкрадывал родное производство, но люди совесть имели и не высовывались с брюликами, крутыми машинами и евроремонтами, все жили примерно одинаково. А теперь у одного свой самолет, а другому мотоцикла не видать. Это самое тебя и сердит, дорогуша?
– Да, – подтвердила баба Люба.
– А тебе никто не говорил, что это завистью называется? Смертный грех, между прочим.
Баба Люба православием не увлекалась, и заявление кота восприняла как очередной несправедливый поклеп на свою честную душу.
– Кто-то ворует, а я грешница! – съязвила она. – Ловко ты!..
– Оба вы грешники, – обрадовал кот. – Привыкни, что судить других вредно. Лучше научись думать и понимать, откуда ноги растут у той или иной проблемы.
Тут уж баба Люба за словом в карман не полезла.
– Известно, откуда ноги растут. Из задницы!
– Это да, – согласился кот. – Ты сама не поняла, какую сейчас мудрую вещь сказала. Но кто-то из дерьма выбирается, а кто-то к нему адаптируется. Моя задача – отучить тебя быть глистой. Как эта старая грымза, которую мы вычислили.
– Оскорбления от хвостатого слушаю. Называется – хозяйка энергии денег, – проворчала баба Люба.
– Ладно, хватит с тебя на сегодня. Подумай, и завтра продолжим.
Кот махнул хвостом и растворился в сумерках.
***
Семейство порадовалось селедке, и баба Люба отметила, что за ужин ее благодарят больше, чем обычно. Это немного подняло ей настроение, ровно до того момента, как она осознала, как, в сущности, несправедливы к ней домочадцы. Селедку она всего лишь купила, а пельмени, которые на днях лепила три часа, отчего-то были встречены весьма прохладно. А ведь рыжий подлец наверняка и по этому поводу мявкнул бы что-нибудь заумное!
Несправедливость, зависть и злоба – вот что высекло из старухи в банке столь мощный посыл, отравивший энергию денег. Котяра утверждал, что баба Люба тоже с ними на ты, и это было обидно. Ну, допустим, неприятно, когда кто-то шикует не по заслугам, но разве это зависть? Несправедливо ведь.
«Каждый свое получит», – сказал кот, но для нее это отнюдь не было очевидно. К примеру, наказывать старуху, которая спустила свою злобу на деньги, и бесполезно, и непонятно, как. С другой стороны, ее отношение к жизни, к людям, в том числе и к деньгам, вероятно, само могло считаться наказанием. И задача Лбови Федоровны была иной.
«Как же я могу вылечить энергию денег?» – спрашивала себя баба Люба, каждый раз возвращаясь к этому в своих мыслях. Не находя подходящего решения, она сердилась все больше.
– Все-таки деньги – зло! – в сердцах бросила она коту на ближайшей кормежке. – Лечить их еще!
– Ага, пускай себе загнутся. Ты рассуждаешь, как хирург, – кот потянулся и из такого положения уставился на нее, и рыкнул: – Ампутировать!
Баба Люба нахмурилась, а рыжий болтун продолжал, как ни в чем не бывало:
– Помнится, о чем-то подобном мечтали коммунисты. И все эти фантазии никуда от тебя не делись. – А что плохого-то, – баба Люба постаралась показать, что сыта по горло дурацкими головоломками.
– Ну, удалить что-то привычное, но проблемное, – кот не спеша выгнул спину, – или наоборот, проблемное, но привычное – обычный хирургический прием. Так вот, вырезать, конечно, можно, только это исключает нормальную жизнь в обозримом будущем, а может, и навсегда. Если б тебе сейчас сообщили, что деньги отменяют, ох бы ты станцевала коронную пляску паникерши!
Тут Любовь Федоровна вынуждена была согласиться.
– И наша старушка, которая тоже, как ты, поди, повторяет, что деньги – зло, такому не обрадуется. Вот подумай, почему, – присоветовал кот и удалился.
«Известно, почему, – могла бы сразу ответить ему Любовь Федоровна. – Ведь несправедливость нигде более так не заметна, как в том, что касается денег».
Надо признать, неприятных переживаний на эту тему в ее жизни хватало. Бывали времена, когда бабе Любе круто недоставало денег, в 90е, к примеру, ведь тогда по нескольку месяцев не платили. Ну и в советское время над душой постоянно висела готовность затянуть пояс потуже. Хотя вроде бы работала она всегда, и премии получала, даже на книжку откладывала, а чувство внутри всегда сохранялось такое, что мало. Да и у всех вокруг так принято было: серьезно взвешивать необходимость каждой крупной покупки вроде пальто, выбирать подешевле даже продукты, укладываться в привычную сумму. И не высовываться, а то, чего доброго, обсудят, или, того хуже, заинтересуются бандиты или прокуратура. Последнего баба Люба, впрочем, опасалась из соображений, как теперь говорят, корпоративной культуры, так как и в ее время не редкостью были аресты банковских служащих, накладывающих лапу на народное добро. Сама она жила честно, за что в последующие времена не раз себя корила. Ведь денег ей на жизнь вроде бы хватало, не пришлось, к примеру, голодать или жить на улице. И все равно ощущение материальной необеспеченности не проходило по-настоящему никогда.
И она не задумывалась, почему так. Много ведь было у нее, начиная с юности, хорошего, люди, не избалованные даже элементарными удобствами, трудились и радовались искренне, и вроде бы никому не нужно было ничего, даже считалось высоким тоном с презрением относиться к материальному. Хотеть чего-то для себя – это низко и мелочно, и недостойно нового Человека. Необходимого попросить не доставало духу в такой атмосфере, не то, что излишеств вроде деликатесов или модных тряпок. И ведь справлялись, гордились собой, и счастье было настоящим. Если труд – до седьмого пота, потехе час – веселились до упаду, танцев хватало под баян. Идеализм и нищета – вполне здоровое соседство, и даже жаль было внука и его закормленное поколение, которое не прошло эту школу. Они много чего в жизни не научились ценить и в этом смысле казались бабе Любе недалекими и обделенными.
Впрочем, на фоне социалистических идеалов память бабы Любы хранила и другие эпизоды. Каким желанным был купленный в праздник кулек конфет! А уж новогодние мандарины… Первые заводские босоножки, которые боязно было надеть. Новые шторы! Первый, черно-белый, телевизор! Соседская машина, на которую специально выбегали посмотреть всем двором. Сколько радости доставляли эти редкие вещи.
Хватало и зависти. Поцарапал ведь кто-то эту машину на вторую неделю, а когда ее угнали, злорадству бабулек на скамейке не было предела. Или когда муж привез дочке из Германии мигающую линейку с меняющимися картинками, которую сломали в первый же день в школе. Сколько тогда слез было, и ругани, и баба Люба категорически запретила брать с собой в школу все, чем можно хвастаться. А ведь что, собственно, в этом такого? Сейчас внук и его приятели-балбесы только и сравнивают, чья сотка круче, да еще айпады всякие. Ума это не прибавляет, зато самоуважения – еще как.
И для них совершенно нормально хотеть денег и всего, что можно на них приобрести. Никакого зла они в этом не видят. «Это не добро и не зло, это сила», – запомнила баба Люба из популярного фильма, который смотрела вместе с внуком. Пожалуй, такое отношение к деньгам сегодня считалось здравым.
Между тем, Любови Федоровне предстояло снова сходить в банк. Подошло время оплатить коммунальные услуги, и баба Люба едва не подпрыгнула, когда дочь подошла и без предупреждения сунула ей в руки нужную сумму. Из крупных купюр почти все фонили злобой, хоть баба Люба и взяла за правило каждый вечер украдкой держать свечу возле всех кошельков в доме. Но вот не сработало, не успела, и пожилая женщина едва ли не бегом помчалась убирать деньги в сумку.
– Ты хоть послушай, что я тебе хочу сказать! – обиделась дочь.
– Как будто я без тебя не знаю, за что и как оплачивать, – огрызнулась Любовь Федоровна и отправилась мыть руки.
Она понимала, что так вести себя решительно не годится. Ей и самой хотелось как можно скорее очистить энергию денег, да она не придумала, как. « Вдруг в банке соображу. Там самая подходящая атмосфера. Где возникла проблема, там должно быть и решение», – понадеялась она.
Однако банк встретил ее особо ощутимой замотанностью трудового дня, и причина такого утомления именно ей была практически видна. Денежные потоки двигались, большие и маленькие, вверх и вниз, и вместе с ними перемещалась разочарованная злость, смешанная с жадностью и безнадежностью. Любовь Федоровна различала малейшие оттенки и, как могла, закрывалась от этого. А между тем люди раздражались, добавляя свое, техника зависала, моментально нагнетая недовольство в очереди. В общем, не знай баба Люба причины, точно решила бы, что попала в один из неудачных банковских дней, когда лучше придти в другой раз.
К ней подсел, начав было жаловаться на перерасчет чего-то, пожилой гражданин, но это уж оказалось слишком. Любовь Федоровна притворилась, будто дремлет, и несостоявшийся собеседник переместился в другое место. Порой до нее долетал его сердитый голос, очень неприятный, и она старалась абстрагироваться от этого.
Такая тактика неожидано принесла облегчение. В один прекрасный момент баба Люба обнаружила, что люди вокруг суетятся и нервничают, но ее это не касается. Да, своих причин для финансовой тревоги у нее не было, в самом деле, коммунальный платеж вроде мытья посуды – никакой особой радости, но и ничего страшного. Разорение ей в обозримой перспективе не грозило, и в целом жизнь, если судить беспристрастно, вполне хороша.
В таком настроении она дождалась своей очереди. Вытащила из сумки и с чистой совестью передала парню за окошком чистые деньги, на которых целый час с утра продержала зажженную свечу. Молодой человек, до того хмурый, как будто приободрился, и компьютер обработал ее запрос без сбоев, практически моментально. Из принтера выползли квитанции, Любовь Федоровна расписалась, где надо, и вернула часть бумажек. С пожеланиями хорошего дня кассир выложил сдачу.
– У Вас все? – уточнил он.
Баба Люба кивнула и привычно взялась пересчитывать мелкие купюры. Конечно, от них сразу же зафонило и той самой злобой, и всем подряд: гневом, восторгом, жалостью, жадностью и прочим. Непонятно, почему она этого не ожидала. Поначалу Любовь Федоровна отшатнулась, выпустила купюры из рук, но тут же вновь поспешно подхватила. Еще не хватало шарахаться от денег! Вдруг по пальцам прошла теплая волна. От нее – к деньгам.
А между тем над кассой уже засветился номер следующего клиента. И, все равно она не могла долго торчать у окошка. Парень за стеклом и без того уже глядел с любопытством.
Любовь Федоровна, пятясь, отошла обратно в зал ожидания, опустилась на свободное сидение. Своими руками она как будто согревала деньги, и они сами тянулись к ней. Притом здесь, в банке, их было много, в ореоле солидности и ответственности, как подобает важной материи.
И вот баба Люба вообразила: «Это все мое! И все деньги здесь – мои!» Деньги отчего-то представились ей в виде цыплят, которых следует выпестовать, чтобы они выросли в несушек и приносили новые деньги, и так бесконечно. Понятно, что в курятнике бывает всякое, но задача рачительной хозяйки сберечь как можно больше цыплят. До чего здорово наблюдать, как они растут, свободно носятся по двору.
И сколько всего может она сделать на эти деньги! Купить дочери сапоги, какие той хочется! Внуку – мотоцикл, или лучше не надо! Поехать в гости к школьной подруге в Семипалатинск, а потом можно хоть в Париж. Хотя ну его… Куда столько путешествовать. И приют для кошек организовать, как она давно мечтала, чтоб и спальные места, и шампуни от блох, и штатный ветеринар, и чтоб люди хорошие могли туда приходить и помогать. «Ну что толку ныть и жаловаться, да еще ненавидеть буржуев? Видишь нужду – нужно иметь возможность помочь, и как можно больше развивать свои возможности. Для себя – да, обязательно, и кому-нибудь тоже становится хорошо. Кошке нет надобности, чтоб я села рядом и пила с ней из лужи. Ее нужно покормить, и по возможности предоставить другую помощь: приютить, найти хозяев», – такие мысли проносились в ее голове вперемешку с радужными картинками.
Любовь Федоровна не поняла, когда именно щелкнул переключатель. Но вот она еще варится в удушающей злобе, а в следующую секунду все стало нормально. Вокруг сидели, стояли и сновали все те же люди, занятые своими делами, а то и тревогами. Струилась, пронизывая материю во всех направлениях, золотистая энергия денег. Но отторгающая зависть пропала, как будто растаяла. При желании баба Люба могла различить всякие переживания, что проносились вместе с денежным потоком, терялись, усиливались либо рассеивались. Однако то, с чем она должна была справиться, ушло.
И подумать только, фантазии размечтавшейся бабульки способны излечить энергию денег! Гордая собой Любовь Федоровна встала, ощущая небывалую легкость, и словно выпорхнула из помещения.
На улице блажь постепенно проходила. Баба Люба даже застеснялась самой себя, с чего до такого додумалась. Хотеть всех денег – это она и сама всегда считала предосудительным. Впрочем, в банке она пережила скорее умиление, чем жадность. И все равно, никому такое не расскажешь. Кроме кота.
Тот ожидал ее вечером, но демонстративно пошел сначала к еде. Баба Люба подождала, пока он заговорит первым.
– Молодец! – похвалил кот.
– Скажи, мои мечты сбудутся? – осторожно поинтересовалась Любовь Федоровна.
Рыжий кот уставился на нее сверкающими в сумерках глазищами.
– Сбудутся, – постановил он, – если сама все не испортишь. Вот сегодня ты все правильно сделала. Главное – вовремя вышла, – с недовольством проворчал он. – А то твой стыд по поводу обогащения тоже – та еще отрава.
– Но теперь все в порядке? – уточнила баба Люба.
Кот ухмыльнулся.
– Злоба ушла, – подтвердил он, – и энергия денег стала чище. Пожалуй, она вернулась к своему обычному состоянию.
– А совсем хорошо не стало? – с почти детской надеждой спросила Любовь Федоровна.
– Увы. Свои сложности есть, тем более сейчас, когда столько паники из-за скачков… Впрочем, тебе еще рано. Я хочу сказать, ты для своего уровня хорошо справилась.
– Типа «сойдет для сельской местности»? – подбоченилась баба Люба.
– Сойдет для денежного профана, – объявил кот, махнул хвостом и был таков.