Вера Ильина
Женька проснулся раньше обычного – громкий стук в дверь разбудил его. Из коридора слышались мужские голоса – это папка разговаривал с гостем. Женька украдкой выглянул из комнаты и поздоровался.
— Женек, привет! – отдал честь второкласснику папкин приятель. – Вот, зашел отца твоего наведать. Десять лет уж как не служит.
Женька положительно кивнул и вернулся в теплую постель. Своего отца он всегда называл «папкой». Так, ему казалось, ласковее. Мамы у Женьки не стало пять лет назад. Лед с крыши сошел, а она под домом стояла. Не в том месте, не в то время, как говорил папка. Его Женька любил всей душой. Приносил пятерки из школы, картошку чистить научился, лишь бы папка не грустил.
А сегодня, оказывается, праздник. Десять лет как отец в отставку ушел. Тяжелое ранение, в артиллерии он служил. Про службу папка рассказывать не любил. Женька еще не знал, что отцу просто-напросто тяжело вспоминать свою боевую жизнь.
Вдруг из отцовской комнаты послушалась музыка. Женька сдернул одеяло, подскочил и выбежал из комнаты.
— Вот. Шкатулка музыкальная, – улыбнулся Женьке папкин приятель. – Эксклюзивная вещь.
На меленькой круглой коробочке стоял гордый солдатик с опущенной винтовкой в руке. Заводишь шкатулку – и он крутится под грустную, красивую музыку.
— Вот это музыка! – восхитился Женька.
— Полонез Огинского, — пояснил папка.
Женька не мог глаз оторвать от папкиного подарка – так понравился ему солдатик. А музыка! Он отец захлопнул шкатулку и убрал ее на верхнюю полку в шкаф, куда Женька не мог дотянуться.
Уж как хотелось мальчишке взглянуть еще хоть разок на того кружащегося солдатика! Но в доме был гость, и Женька не позволил себе клянчить шкатулку.
Вечер наступил быстро. Папкин приятель ушел, и Женька сразу же принялся просить показать шкатулку еще раз.
— Подожди, — строго ответил отец. – Какое сегодня число?
— Двадцать первое, — ответил Женька.
— Вот. До твоего дня рождения еще три недели. Дождешься – подарю тебе эту шкатулку.
Женька загрустил. Ждать так долго он не мог. Он хотел сейчас. Сию минуту! Но переубеждать отца было невозможно – он знал.
— Сейчас… — чуть слышно произнес Женька, опустив голову.
— Умей ждать, — мягко ответил отец. – Нужно иметь силу воли. Зато представь, каково будет твое счастье, когда ты возьмешь в руки этого солдатика, и он будет твоим! Твоим и только твоими.
От папкиных слов у Женьки полегчало на душе. С этой минуты он жил лишь мечтой о том самом кружащимся под полонез Огинского солдатике.
— Папка, папка! – кричал Женька с порога. – Я пятерку принес. По математике!
— По математике?! Молодец! – радовался отец.
— А хочешь, картошки наварю? – предлагал Женька.
— Вари. А я за семгой схожу.
Так и жил Женька. Всеми силами старался папке угодить. В квартире убирался, учился хорошо, отцу не перечил. Вот только терпение Женькино каждый день подрывалось.
— Папка, может, сегодня отдашь? – спрашивал Женька каждый вечер.
— Потерпи, сынок. И получишь его навсегда.
«Навсегда!» — крутилось у Женьки в голове. Он мчался в свою комнату. То ревел от обиды и злобу на папку, то радовался еще не полученному солдатику. Из пустой коробки из-под телефона Женька соорудил кровать для солдатика.
— Здесь он будет спать, — пояснял сам себе Женька.
На полке, среди книг выделил специальное место для солдатика. Положил туда красный бархатный платочек, который когда-то носила с собой мама.
— Здесь он будет стоять. Постовым будет.
Нагулявшись на морозе, Женька с аппетитом ел жареную картошку или постные щи, и, быстро осовев, ложился спать. Ему снился гордый солдатик с опущенной винтовкой, снился полонез Огинского, кроватка для солдатика. Ему ведь тоже нужно отдыхать.
— Папка, научи шить! – просил Женька.
— Зачем это тебе? – по-доброму улыбнулся отец и отложил недочитанную газету.
— Мешочек хочу. Для солдатика. Чтобы в школу его носить.
— Ах, для солдатика? Ну, пойдем, выберем ткань.
В магазине Женька выбрал белоснежную ткань с блестящим узором и золотые нитки. Он бережно хранил ткань и нитки в пакетике. А потом, когда папка научил его шить мешочек, когда Женька сшил три пробных мешочка из своей старой футболки, принялся за чистовую работу.
Пальцы маленького Женьки были исколоты – пока он учился правильно делать стежки, игла то и дело царапала кожу до крови. Но Женька терпел все. Время шло, а значит, солдатик скоро будет его.
Так пролетело две недели. До дня рождения оставалось совсем немного.
— Папка, а кто твой любимый полководец? – спросил Женька.
— Суворов, — ответил отец, указывая на портрет генералиссимуса на стене. – Он ведь тоже постовым был, как твой солдатик. Говорят, к нему даже императрица подходила, монету хотела серебряную дать. А он не взял.
— Не взял?! – соскочил с дивана от неожиданности Женька.
— Не положено постовому брать деньги во время службы. Думаешь, не хотел он эту монетку принять, да еще и от императрицы? Хотел. Но знал, что он – на службе, и надо быть начеку. Это только кажется, что постовой стоит на месте и ничего не делает. На самом деле он ведет бой.
— Бой? – не понял Женька.
— Бой с самим собой. На то он и постовой, чтобы бороться со своими желаниями и защищать Родину. Зато потом стал великим полководцем. Смотри как – потерпел немного, а потом награду достойную получил. Так и ты будь начеку, чтобы никакая дурная мысль тебе в голову не залезла, а залезет – борись с ней. И будет тебе награда.
В ту ночь Женька плохо спал. Ему снился стоящий на посту Суворов, снился солдатик, тоскующий по своей службе отец.
Утро было солнечное. В школу идти не надо было, и Женька принялся проверять принадлежности для долгожданного солдатика. Он бережно поправил красный платочек на книжной полке, поставил на подоконник коробку-кровать и в очередной раз полюбовался сшитым белоснежным мешочком.
— Женя, я ухожу, — прокричал с порога отец. – В гости позвали. Буду ближе к вечеру. Пирожки с капустой на столе.
Женька прощально махнул папке рукой и закрыл дверь. Он позавтракал пирожками, немного посмотрел телевизор, почитал любимую книгу.
— Скоро у меня будет солдатик. Солдатик с музыкой. Только мой.
Он гулял по папкиной комнате, которая была самой большой в квартире и о чем-то размышлял.
— День рождения уже послезавтра, — говорил сам себе Женька. – Совсем немного осталось. – Он вгляделся в портрет Суворова на стене и сказал уже ему: — Скоро у меня будет солдатик. Свой солдатик с музыкой. Я тоже потерпел.
Время шло медленно. Занятий себе Женька не находил. Он метался по квартире, не зная, чем себя занять. И наконец, решился:
— Это же всего лишь два дня!
Женька вбежал в папкину комнату, дотянулся до портрета, перевернул его к стене, трясущимися руками схватил стул, пододвинул его в шкафу. Залез. Дотянулся.
— Вот он, — волнительно произнес Женька.
Солдатик был все тот же – строгий и гордый. Женька завел его один раз, потом второй, потом третий. Никак не мог он налюбоваться красотой крутящейся фигурки и разливающейся музыки. Он укладывал солдатика спать в свою коробку, ставил на постовое место среди книг, закрывал в мешочке. Заводил еще и еще. Слушал музыку. Предлагал пирожки с капустой.
Так прошел час, второй, третий. Женька разглядел солдатика вдоль и поперек. Он мог с закрытыми глазами сказать, какого цвета у него фуражка и форма, и в какой руке он держит винтовку. Солдатик начинал надоедать. Женька уже не знал, что с ним делать. Он хотел наиграться вдоволь и успеть положить его на место до папкиного прихода.
В чулане Женька нашел маленькую отвертку и открутил дно шкатулки. Ему было интересно, как выглядит механизм, который издает музыку. Но и это быстро надоело Женьке. Он прикрутил крышку обратно и отправился в отцовскую комнату, чтобы поставить солдатика на место. Залез на стул и попрощался с солдатиком.
— Женя!? – послышался знакомый голос.
В коридоре стоял отец. Солдатик выскользнул из Женькиных рук. Разбился. Женька юрко спрыгнул со стула, взглянул на обломки шкатулки и побежал к себе в комнату. Рухнул на кровать и начал реветь. Ревел, что есть мочи. А отчего? Не дождался. Горячие слезы мочили подушку, Женька надрывался. Вот бы вернуть все назад! Вот подождать бы еще два дня! Не смог!
Папка прошел в свою комнату, собрал осколки, заметил перевёрнутый портрет на стене, печально покачал головой.
— Ничего, — гладил папка неугомонного, ревущего в подушку Женьку по голове. – Ничего, сынок. Это ведь только твой первый бой.