Как кот Валерьяныч на свет появился
первая история
Кот Валерьяныч был сыном кошки Мурки.
Но точнее будет сказать, что кошка Мурка чисто формально по документам приходилась ему матерью. Тогда она еще была жива и проживала в доме Сигизмунда Карловича на Большой Подьяческой улице.
Сигизмунд Карлович и его жена Любава Андреевна души в Мурке не чаяли.
– Это вам не какая-нибудь подзаборная блохатина, – Любава Андреевна прижимала породистую кошечку к груди и крепко целовала в розовый носик, – мало, что чистокровная и с паспортом, но, к тому же, и умнейшее существо. Она мне, как дочка. Нет, она лучше детей. Все понимает! Что можно и что нельзя. И по углам никогда не писает.
А Мурка и в самом деле все понимала, по углам не писала и вела себя достойно. Хозяева ей доверяли и поэтому, когда кошечка по весне собралась на прогулку, отпустили, ни на минуту не задумываясь.
– Погода-то какая! – Сигизмунд Карлович распахнул настеж окно, вдохнул мартовский воздух. – Эх, кабы не работа, бросил бы дела и тоже отправился гулять. Шатался бы до ночи по каналам. Господи, как я люблю наш город! Как давно я не гулял по набережной… все работа, понимаете ли, научные труды…
– Да, да, милочка, иди, погуляй! – Любава Андреевна чмокнула кошку в нос и попросила домработницу Антонину проводить ее до двери. – Только пусть поздно не возвращается, а то не получит вкусненького.
Часов наручных у Мурки, конечно же, не было.
Сигизмунд Карлович при всей своей любви, часов ей так и не купил, зато научил определять время по уличным хронометрам. Вернулась Мурка с прогулки вовремя, получила в награду лакомство и легла спать.
Шли дни.
Прогулка любимой кошки была столь незначительным событием, что уже почти забылась хозяевами, еще чуть-чуть оставалось, чтобы полностью вычеркнуть ее из памяти.
Антонина заметила перемены за завтраком, когда подавала семье кофей:
– Похоже, любимица наша забрюхатела! – засмеялась простодушно она. – Пузико чашку держать мешает.
– Тиночка, – поглощенный своими научными размышлениями Сигизмунд Карлович на миг вернулся в реальный мир, чтобы поправить домработницу, – вы, моя дорогая, не первый год у нас работаете, я от вас такого не ожидал! Что за простонародная речь: «забрюхатела». Я, как никак, профессор словесности! Надо говорить…
Но тут он посмотрел на Мурку и до него, наконец, дошло, о чем говорит Антонина.
…Забрюхатела, – повторил он вслед за домработницей, – наша Мурочка забрюхатела…
Мурка смущенно потупила глаза, лишь лапки, держащие чашку с кофеем, задрожали.
Любава Андреевна вся побагровела. Кофе не допила и, хлопнув дверью, скрылась в спальне.
– Ну, вот, Антонина, – тяжело вздохнул Сигизмунд Карлович, – придется нам с вами самим решать, что делать!
Домработница вздрогнула. Она не первый год находилась в доме и усвоила, что обращение к ней хозяина по полному имени не предвещает ничего хорошего.
И действительно, когда, Мурка родила котенка, Сигизмунд Карлович сразу же приказал домработнице его утопить.
– И побыстрее, Антонина, побыстрее! Пока Любаша не услышала кошачьего писка.
Хозяйку тревожить нельзя, сердце у ней нежное.
– А у меня, что – сердца нет? – взорвалась вдруг домработница. – Я вам не живодер какой-то. Вы сами подумайте, о чем просите! Он, котеночек, пока утонет, столь долго промучается.
– Хорошо, Тиночка, хорошо, – тут же согласился хозяин, – давайте сделаем по быстрому: у вас на кухне я видел топорик для разделки мяса, отрубите ему голову. Очень быстро и безболезненно.
– Я не палач! – Антонина не выдержала и зарыдала.
– Ладно, – кошка Мурка, наконец, подала голос, – я виновата, мне и отвечать. Отведу сына на чердак и брошу. Там на чердаке холодно. Он замерзнет и умрет.
– Да, да, да! – обрадовался Сигизмунд Карлович. – Очень гуманная смерть! Знаете ли, когда зимой путники сбиваются с дороги, они обессиленные просто засыпают в снегу. Говорят, перед смертью им снятся прекрасные сны.
– Кто говорит-то? – сквозь слезы спросила Антонина. – Разве с того света возвращаются?
Сигизмунд Карлович не нашелся что ответить, а Мурка молча взяла котенка за шкирку и потрусила с ним на чердак.
Вечером, ужиная, она сидела вместе со всеми за столом и казалась совершенно невозмутимой. Только изредка перехватывала строгий взгляд Сигизмунда Карловича, и лапки начинали нервно подрагивать…
Как кот Валерьяныч маму нашел
вторая история
А Любава Андреевна, вроде, как и не в курсе была. Был у Мурки животик, а сейчас его нет, но и котят никаких нет.
– А что, почему?
– Не знаю и знать не хочу! Может, рассосалось, дело-то житейское.
Она ведь приказов утопить или еще как поступить не отдавала, значит, совесть ее чиста оставалась, а сердце таким же нежным и любвеобильным.
Вот только летом уже, когда Антонина родственников в ближнем пригороде на пару дней навестить отпросилась, а Сигизмунд Карлович был так поглощен трудами, что и оторваться от статьи не мог, раздался звонок в дверь, и хозяйке пришлось самой открывать.
– Сигизмунд! Кто, в конце концов, объяснит мне, что происходит в нашем доме? – пылающая гневом Любава Андреевна стояла на пороге кабинета. – Явился какой-то уличный котенок. Он уверяет, что хочет навестить свою маму!
Оказалось, что котенок на чердаке не погиб.
Может, сам спасся, может, кошки дворовые помогли, но он выжил. И несмотря на то, что его бросили на верную смерть, уверял, что питает к маме нежные чувства.
– Вот! Вот он, настоящий сын! – Любава Андреевна рыдала, слушая историю несчастного котенка. – А вы-то, нелюди! Да как вы только додумались! Бросить новорожденного умирать на морозе. От тебя, Сигизмунд, я такого не ожидала!
Сигизмунд Карлович молчал. Он прекрасно знал, что спорить с разгневанной супругой бесполезно: себе дороже будет.
– Да, я во всем виноват! – без труда читалось на его поникшем лице.
– Чем же мы тебе помочь-то можем? – Любава Андреевна в очередной раз пыталась напоить гостя кипяченым молоком. – Пей, деточка, пей!
– Да, я ни на что не претендую, – он кланялся, благодаря за угощение, и отодвигал блюдце в сторону, – извините, не пью.
Хозяйка осматривалась по сторонам, ища, что бы подарить котенку на память о маме.
– Да, это самое, – опустив глазки, промяукал котик, – во дворе надо мной смеются: инкубаторским обзывают. И это при живой-то матери.
Он бросил взгляд на Мурку и тут же поспешил добавить:
– Но я ее люблю! Я ее очень люблю! Мать – это для меня святое!
– Вот! – воскликнула пораженная в самое сердце хозяйка дома. – Мать превыше всего!
– Мне бы справочку только получить, – продолжал меж тем мурлыкать гость, – дескать, законнорожденный.
– Всего-то? – обрадовалась Любава Андреевна. – Будет тебе справочка, будет!
Хозяйка достала Муркин паспорт и стала заполнять графу «дети».
– Звать-то тебя, деточка, как?
Котенок молчал, имени он не имел.
– А отец-то кто? – строго посмотрела Любава Андреевна на свою любимицу.
– Там, на помойке, – смущенно промурлыкала, наконец, кошка, – самый главный уличный кот…
– Ты была на помойке? – в ужасе воскликнула хозяйка.
– Да! Я была на помойке! – с вызовом ответила Мурка. – Поймите, там жизнь кипит: там коты, там люди! А он был такой ласковый.
Предавшись воспоминаниям, кошечка закатила глаза.
– Он меня валерьянкой угощал, его все коты Валерьяном называли.
– Ну и ну! – хозяйка никак не ожидала услышать такие подробности от Мурки. – Впрочем, ладно, так и запишем: «Отчество – Валерьяныч», — а имя я потом придумаю.
Конечно же, жить с матерью Валерьянычу никто не разрешил, но посещать позволили. Один раз в месяц. Главное, чтобы блох с собой не приводил и по-уличному не ругался.
А Валерьяныч блох в дом ни разу и не привел.
Он и мать свою только один раз навестил: первый и последний.
Но не потому, что больше не захотел или не впустили в квартиру.
Просто той же ночью утечка газа в квартире произошла, и все жильцы погибли: и Сигизмунд Карлович, и жена его Любава Андреевна, и кошка Мурка.
Как кот Валерьяныч наследство получил
третья история
– Темное дело! – следователь Петр Порфирьевич вздохнул и прекратил составлять протокол. – У вас, Антонина, к моему глубокому сожалению стопроцентное алиби: вы были у родственников в деревне, а то я бы вас за решетку надолго упрятал. Больше подозревать некого. Придется материалы сдавать в архив.
– Но соседи же говорят, днем котенок приходил… Может, он ночью вернулся и в форточку залез, на кухню проник и газ из плиты пустил… Вы отпечатки с лапок у него снимите и по картотеке проверьте, не в розыске ли он.
– Вы в своем уме? – следователь чуть со стула не свалился от слов домработницы. – Да откуда у нас картотека отпечатков кошачьих лапок?!
– Так если нет, заведите! – продолжала настаивать Антонина. – Я сердцем чую, котенок виноват! На нем кровь, на нем!
– Нашли на кого сваливать, – строго произнес следователь, – несчастное существо, к тому же брошенное мамой-кошкой! Круглый, можно сказать, сирота! Да они, уличные котята, вообще не в курсе, как газовой плитой пользоваться. А вот вам, барышня, должно быть стыдно!
Антонина снова заплакала: ей действительно было стыдно.
– Ладно, – махнул рукой Петр Порфирьевич, – идите скорее домой, пока я не передумал и в камеру вас не посадил.
Поплелась домработница домой, а там новое несчастье: котенок ее в квартиру не пускает.
– Все! – Валерьяныч выглянул через приоткрытую на цепочку дверь. – Меня официально признали единственным наследником, и в ваших услугах, милочка, я более не нуждаюсь. Где это видано, чтобы у котов домработницы были. У нас, котов, и денег таких нет, чтобы вам, домработницам платить.
– А где видано, чтобы котам в наследство квартиры отдавали, – попыталась возразить Антонина, но Валерьяныч быстро захлопнул дверь.
Он и впрямь оказался единственным наследником.
Детей Сигизмунд Карлович и Любава Андреевна так и не завели, с Муркой жили официально, как с ребенком. Хозяйка сама Мурке в паспорт сына вписала перед смертью, вот ему все и отошло.
Но вы только не подумайте, что это он всю семью газом отравил.
Он ведь котенок был тогда маленький и глупый: откуда ему знать, в какую сторону краник на газовой плите поворачивать надо.
А то, что Антонина его прилюдно во дворе обвиняла в их смерти, так это понятно. Она хозяев своих любила очень, с детства у них проживала, а теперь вдруг сама на улице очутилась. Можно сказать, на помойке ночевала! Валерьяныч, однако, на нее не обижался, он ведь тоже когда-то бездомным был и тоже ночевал на помойке.
Как кот Валерьяныч на такси катался
четвертая история
Кот Валерьяныч стоял на краю тротуара и махал проезжающим мимо автомобилям лапкой.
Проезжающие мимо машины проезжали мимо кота Валерьяныча, даже не притормаживая. Ну, хотя бы ради любопытства, остановились.
– Чего, дескать, – спросили бы, – котик, лапкой машешь? Может, помощь какая требуется?
– Деловые, спешат, – сплюнул Валерьяныч себе под ноги, – да и брату нашему, коту,
не доверяют.
Он совсем уж отчаялся поймать попутку, тут-то неожиданно самое настоящее такси с шашечками на дверце и затормозило, со скрипом опустилось боковое стекло.
– Что, до дому подвезти? – заулыбался шофер. – Живешь-то где?
– На Большой Подьяческой, – промурлыкал котик.
– Да ты никак домашний! – обрадовался водитель и так заулыбался, что язык изо рта вывалился прямо на баранку.
У Валерьяныча от такой улыбки скулы свело. Говорить он больше не мог, просто кивнул головой в ответ.
– Ну а деньги? – водитель намеривался ехать дальше. – Денег-то, поди, у тебя и нет!
Валерьяныч разжал лапку. На ладошке заблестело несколько монеток.
– Что, украл? Или на паперти дали? – от смеха водитель такси языком чуть ли не вылизывал руль. – Ох, котяры ушлые, нигде не пропадут!
– На-на-следство, – смог произнести, заикаясь, Валерьяныч, – я не у-у-крал, я на-наследство по-по-получил.
– Ладно, не тушуйся, – шофер распахнул дверцу, – садись, подвезу! Раз деньги есть, чего не подвезти. Наследство – дело хорошее…
Какое-то время они ехали молча.
Водитель изредка отрывал взгляд от дороги, смотрел на кота-наследника и улыбался. Язык шофера всякий раз вываливался из раскрытого рта и бился о руль. Валерьянычу от такой улыбки становилось не по себе. От ужаса он вдавливался как можно глубже в сиденье автомобиля.
– Не боись, не трону! – водитель старался выказать свою доброжелательность. – Нам пассажиров обижать нельзя. От количества пассажиров наша выручка зависит, и соответственно мы и на лапу больше получаем.
Вдруг улыбка слетела с его лица. Шофер внезапно стал сосредоточенным.
– Вы, это, гражданин, подвиньтесь, – строго обратился он к пассажиру, – к дверце поближе, чтобы я вас не задел.
Кот Валерьяныч прижался всем телом к дверце автомобиля, а водитель, не отпуская рук с руля, снял ногу с педали и с силой почесал себя задней лапой за ухом.
– Блохи? – участливо поинтересовался кот.
– Они самые! – водитель поставил ногу на педаль и резко газанул. – Работа у нас такая, всяких типов перевозить приходиться. Мы ведь у них справку из диспансера не спрашиваем. Вот тебе повезло, богатый наследник, можешь себе позволить шампунь от паразитов купить. А сколько прямо с помойки норовят в салон залезть!
Шофер немного помолчал и снова заулыбался, что-то вспоминая.
– Я тут до Невского дамочку одну подвозил, ризеншнауцер.
– Это национальность или фамилия? – поинтересовался из вежливости Валерьяныч.
– Тоже блохастая?
– Ты что?! – водитель даже затормозил. – Это же порода, экстра класс! А ты говоришь, блохи!
Он посмотрел на пассажира, сокрушенно качая головой.
– А женщина у ней какая! – водитель причмокнул губами.
– Тоже породистая? – спросил осторожно кот, стараясь снова не попасть впросак.
– Фигуристая! – шофер закатил глаза. – Я таких никогда не видал: блондинка.
И умная: тапочки во рту по утрам приносит, чай, кофе в постель подает. Что пожелаешь!
– А у вас, – постарался продолжить беседу Валерьяныч, – у вас кто? Мужчина или женщина?
– У нас, брат, работа, – крутанул баранку шофер, – мы, брат, деньги зарабатываем, нам, брат, не до баловства.
Он не закончил фразу, резко затормозил и, высунувшись из окна, облаял водителя встречной машины.
– Ты чего, козел, я же по главной еду! Ты мне на повороте дорогу должен уступать!
В ответ послышалось чье-то блеяние.
– Архары! – выругался шофер и снова тронулся с места. – Козлы, а тоже за руль!
– Архары не козлы, это бараны, – Валерьяныч на правах наследника дома начал осваивать библиотеку Сигизмунда Карловича и уже немного разбирался в биологии, – они в горах обитают.
– Какая разница! – водитель взорвался и снова залаял: – Козлы, бараны! Сидели бы у себя в пустыне. Нет, все в Питер норовят попасть! Понаехали и у всех в правах все категории открыты, а правил не знают! Да где там, в горах и пустынях, ездить научишься.
И куда только ГАИ смотрит!
– Взятки, – вздохнул Валерьяныч.
– Вот именно, – согласился шофер, – за деньги все нынче купить можно.
– Приехали, – Валерьяныч попросил остановить возле своего дома, расплатился и собрался выходить из машины.
– Постойте, – задержал его водитель, – я спросить хотел: у вас-то кто? Женщина или мужчина есть?
– Нет! Нет у меня ни мужчины, ни женщины, одинокий я, – вздохнул Валерьяныч, немного подумал и неожиданно для самого себя произнес: – но у меня домработница, молоденькая, Антонина.
Он вышел из машины.
– Ничего! Домработница это тоже хорошо! – автомобиль рванул с места и скрылся за поворотом.
– Антонина, Антонина! – закричал Валерьяныч в сторону помойки. – Иди скорее, домой пора!
Как кот Валерьяныч Антонину на службу взял
пятая история
Антонина возвышалась над помойкой, всеми двадцатью пальцами ухватившись за стенки мусорного бака. Изо рта бывшей домработницы торчал обглоданный селедочный скелетик.
– Пойдем домой, – Валерьяныч похлопал себя лапкой по ноге, – Антонина, Антонина, кис-кис…
Девушка спрыгнула с бака, выгнула спину:
– Что скучно одному в большой квартире? – Антонина потерлась о бедро Валерьяныча. – Или просто прибраться надо?
– Скучно, – Валерьяныч почесал лапкой за ухом домработницы, та заурчала, – без тебя, Тиночка, дом омертвел. Ты ведь такая добрая.
– Это я-то добрая? – Антонина захлопала ресницами.
– Ты, ты. – кивнул головой кот. – Я же все помню: ты плакала, когда я на свет появился, и топить, голову рубить не захотела. Не то, что мать родная, стерва…
– Так это все-таки ты… – начала, было, домработница. – Да я сейчас в следственное управление к Петру Порфирьевичу пойду!
– Нет! – резко оборвал ее Валерьяныч. – Не я! И хватит об этом, если хочешь жить в доме, а не на помойке.
– Мне и на помойке неплохо живется, весело. Права была Мурка: тут жизнь кипит!
И работать не надо. А жильцы дома такие вкусные объедки выкидывают, я у Сигизмунда Карловича подобных деликатесов не получала!
– Это сейчас, летом, на помойке рай, – Валерьныч знал, что говорил, на собственной шкуре испытал, – зимой ты не выдержишь. На тебе шерстка никакая, а обрасти ты не успеешь. Так что, пошли домой, тем более, действительно прибраться пора.
– Ладно, хозяин, уговорил! – Антонина поднялась с четверенек, одернула передник. – Домой, так домой. Ты меня только иногда отпускай на помойку погулять, я уж привыкла к местной компании.
– Отпущу, – закивал согласный Валерьяныч, – гуляй, сколько хочешь, но, смотри, в подоле мне не принеси!
– Да ты что? Прости, Господи. – Щеки домработницы заполыхали от смущения. – Я девушка целомудренная. Как у тебя язык повернулся!
Как кот Валерьяныч квартиру загадил
шестая история
– Антонина, уволю к чертовой матери! Прекрати немедленно! – Валерьяныч метался по квартире, стараясь увернуться от разъяренной домработницы. – Прекрати!
– Я те дам, прекрати! – Антонина сбила мокрой тряпкой хозяина с ног, схватила за шкирку и заелозила мордой по паркету. – Это ж надо, всего неделю тут без меня прожил! Прибраться ему, дескать, надо! Прибери, Тиночка, прибери, милая! Ты добрая!
Валерьяныч, в конце концов, смог вырваться и с жутким визгом запрыгнул на книжный шкаф Сигизмунда Карловича.
Антонина несколько раз подпрыгнула, пытаясь достать кота тряпкой.
Поняв тщетность своих потуг, села на пол и заплакала, обхватив голову руками.
– Ну что ты за человек, – шкаф трясся от рыданий домработницы, – квартира четырехкомнатная, ванная с джакузи, в туалете биде, а он по углам все норовит.
– Кот я, кот, – Валерьяныч тихонько спрыгнул на пол, обнял Антонину за плечи, задышал горячими губами прямо в ухо, – все понимаю, а поделать с собой ничего не могу.
Иду по коридору в уборную, а лапки сами тянут в уголочке присесть.
– Не по-людски все это, хозяин, не по-людски, – Антонина прекратила рыдать, встала и вытерла ладони о передник, – раз вы теперь квартирой располагаете, то и ведите себя соответствующим образом.
– Как это, соответствующим? – лукаво заулыбался кот.
– А так, как должны вести себя жильцы дома высокой культуры быта! – отчетканила домработница. – Видал, небось, на парадной табличку: «ДОМ БОРЕТСЯ ЗА ЗВАНИЕ «ДОМ ВЫСОКОЙ КУЛЬТУРЫ БЫТА». Все жильцы борются, и ты тоже борись. С самим собой борись! А я тебе помогу.
Антонина покрутила мокрой тряпкой перед носом Валерьяныча.
Кот поежился – Антонина расхохоталась:
– А ведь, честно скажи, понравилось мокрой тряпкой-то, понравилось?
– Это ты мне скажи, – вопросом на вопрос отвечал кот, – дом высокой культуры быта. Жильцы сплошь интеллигентные люди, профессура! Идешь по лестнице, все раскланиваются, за лапку здороваются, делами интересуются. Дверь входная с домофоном, а в лифт зайдешь – лужа!
Антонина не нашлась, что ответить.
– То-то и оно! – резюмировал Валерьяныч, – Нагадить — это всем в радость! И котам, и людям! Так что веду я себя соответствующе.
Ну, а мокрой тряпкой по морде… Оно, конечно, приятно…
Как кот Валерьяныч жениться надумал
седьмая история
Кот Валерьяныч наслаждался, наблюдая, как Антонина накрывает на стол.
– Ой, не зря, – слюнки изо рта чуть не закапали скатерть, – не зря я домработницу с помойки домой вернул. Вон, как ловко она консервные банки вскрывает!
Валерьяныч посмотрел на свои лапки и тяжело вздохнул: открывашку такими пальчиками не удержишь.
Он вспомнил самый первый день проживания в отдельной квартире. Сунулся в холодильник — там чего только нет: икра, рыбка невиданная, заморская, крабы! Понюхал консервные банки, коготком поскреб, а спать голодным лег, не смог открыть.
– Антониночка, – замурлыкал кот, с жадностью запихивая в пасть бутерброд со шпротами, – мне ведь, помощь твоя…
Он не договорил, поперхнулся. Верно, шпротинка в дыхательное горло попала…
Антонина подскочила, врезала кулаком по спине промеж лопаток.
– У нас помощь скорая! – заулыбалась довольная шуткой. – Ну как, помогло?
От такого удара рыбка копченая наружу выскочила обратно на тарелку.
– Спасибо. – Поблагодарил котик. – Только я о другом попросить тебя хотел.
– Чего изволите? – домработница села напротив.
– Да я вот, – смущенно начал Валерьяныч, – я жениться надумал. Мне сваха необходима.
– Ну, ты даешь, – всплеснула руками Антонина, – что же мне в подвал лезть или на крышах с кошками по ночам бегать, невесту тебе искать?
– Не надо, – обиженно промяукал кот, – не надо никуда лезть. И ты меня не так поняла: мне кошки не нужны!
– А кто?
– Я солидный, можно сказать, наследник. Я себе девушку достойную нашел!
Он порылся в своем кожаном рюкзачке (Валерьяныч его недавно приобрел: надо же где-то деньги и документы с регистрацией на случай милицейской проверки носить, карманов-то нет) и вытащил глянцевый журнальчик.
– Вот! – кот раскрыл нужную страницу. – Смотри, какая красавица! В очках, фартучек белый, прямо медсестра.
– Где ты это достал? – Антонина с удивлением полистала журнал. – Это же журнал знакомств.
– Мы с соседским сынишкой на скутере гоняли, на перекрестке перед Аничковым мостом, пока красный свет горел, пацаны водителям автомобилей бесплатно раздавали.
Я попросил, мне тоже дали.
– Но это же для людей, тут про котов нет!
– Да ты почитай, я коготком пометил.
– Скромная девушка с разносторонними интересами, – начала читать домработница, – и местом для встреч, ищет состоятельного друга с серьезными намерениями.
– Это значит — замуж хочет. – Пояснил кот.
– А ты-то причем? – домработница не могла найти связи между Валерьянычем и девушкой, одетой в белый фартук и желающей выйти замуж.
– Ты дальше, дальше читай, – заволновался кот, – ты про ее интересы читай!
– Тут все слова какие-то не понятные… садо-мазо… Триста! – произнесла изумленно Антонина. – Не слабый интерес! В рублях или валюте?
– Да это не триста! – засмеялся Валерьяныч над непонятливостью домработницы. – Зоо! Она животных очень любит. Мне сосед все объяснил, я ей точно подойду!
Антонина неопределенно хмыкнула и пожала плечами. Однако просьба хозяина – закон!
Она позвонила по указанному телефону и договорилась о встрече.
Скромная девушка проживала в самом центре города на третьем этаже старого особняка.
– Ты спустись-ка на пролет вниз, – Антонина оглядела Валерьяныча с ног до головы и решила не рисковать, – мало ли что не так! Не надо ее пугать сразу. Да и я, как ни как, сваха. Не гоже свахе сразу товар свой раскрывать, поторговаться необходимо.
Кот спорить с мудрой домработницей не стал, побежал вниз, затаился. Антонина позвонила, и дверь распахнулась.
– Вы, часом, квартирой не ошиблись? – длинноногая блондинка в очках и полупрозрачном пеньюаре недоуменно рассматривала простоватую домработницу в старом, потертом переднике.
– Нет, – уверенно отвечала та, – я к вам! Я вам по телефону звонила, насчет состоятельного друга. Но я не для себя, меня хозяин послал.
– Так у вас, милая золушка, есть господин? – обрадовалась блондинка. – Это уже пикантно. Ну-с, проходите, проходите…
Они скрылись в квартире.
Для Валерьяныча потянулись долгие минуты ожидания.
Наконец дверь хлопнула и по лестнице, размахивая руками, промчалась красная от гнева Антонина. Валерьяныч смог догнать ее уже на улице.
– Тиночка, – кот изо всех сил пытался ее остановить, – она не согласна?
– Тьфу ты! – плюнула под ноги Антонина. – Согласна! Она на все согласна!
– А зоо? – продолжал расспрашивать кот. – Или это все-таки триста? Она животных любит или деньги?
– Все, все верно! – Антонина остановилась. – И зоо любит, и триста любит! И в рублях, и в валюте! И меня любит, всех людей любит! И животных тоже очень любит!
– Так в чем же тогда дело?
– Знаешь, котик, – домработница немного успокоилась, обняла Валерьяныча за плечи, – если ты на ней женишься, мы с тобой через неделю вдвоем снова на помойке окажемся.
– Ты думаешь, – до Валерьяныча стало доходить, – она все мои деньги профукает?
– Как пить дать профукает!!!
– А жениться-то, ой, как хочется…– вздохнул Валерьяныч.
Домработница сочувственно посмотрела на своего хозяина и вдруг радостно затараторила:
– Мне тут тоже газетку бесплатную возле метро на Сенной дали, там как раз для тебя, я одно объявление пометила.
Валерьяныч взял газету и вслух начал читать:
«КЛИНИКА «ДОКТОР АЙБЛИТ».
ВСЕ ДЛЯ ВАШИХ ПИТОМЦЕВ!
ВЫЗОВ ВЕТВРАЧА НА ДОМ,
ИНЬЕКЦИИ,
КАСТРАЦИЯ,
СТЕРИЛИЗАЦИЯ,
УСЫПЛЕНИЕ,
КРЕМАЦИЯ,
ВЫВОЗ ПЕПЛА НА ПОЛЯ,
ЗАХОРОНЕНИЕ ТРУПОВ.
ЦЕНЫ УМЕРЕННЫЕ.
РАБОТАЕМ КРУГЛОСУТОЧНО!».
– Может, мне тебя это самое… – Антонина не знала, как сказать помягче, чтобы котик не обиделся, – ну, сам понимаешь, к ветеринару отвести? Успокоишься сразу…
Ничего Валерьяныч ей не ответил, только брови свои густые насупил и в сторону отвернулся. Так до самого дома ни слова и не проронил.
ГОРГОША
февральское
– Да вы, дамочка, личико-то свое лучше бы прикрыли…– начал, было, продавец, но тут же осекся.
Горгоша перегнулась через прилавок, дотянулась до упаковки с брынзой и бросила в пакет. Следом полетели помидоры и головка чеснока. Открыла кошелек, рассчитаться, но, взглянув на окаменевшего продавца, передумала и вышла на улицу.
На мосту к Летнему саду, на миг остановилась, полюбоваться чугунным барельефом медузы на ограде, пересекла улицу и пошла вдоль Фонтанки.
– Наверняка, у питона уже новый дрессировщик, – подумала Горгоша, направляясь к цирку, – ну, не виноватая я! Не надо было глупые вопросы задавать: «Женщина, зачем вам так много мышек?». Не бесплатно же просила, за деньги!
– Интересно, какое у нового дрессировщика лицо? – она загадочно улыбнулась сама себе, но тут же сама себя и одернула: – Нет! Только не сейчас! Опять потом из зоомагазина лягушек ведрами таскать.
Словно почувствовав мысли хозяйки о еде, под шляпкой зашевелились волосы.
– Ничего, ничего. Сейчас придем домой, сядем ужинать: вам мышки, мне брынза
с чесноком и помидорами. А потом свернемся клубком и спать, спать, спать. До самой весны.
КОЛЛЕГИ
Дела мои шли все хуже и хуже.
По несколько раз на дню погружался я в собственное эго и, пребывая в состоянии самосозерцания, я полностью терял самоконтроль, а вместе с ним и былую перпендикулярность. Тогда-то и начинался процесс медленного сползания по стенке на пол…
Но все же, как мне казалось, вовремя спохватившись и выровнявшись, как можно более вертикально, я снова прислонялся к стене и начинал судорожно перекладывать с места на место всевозможные предметы. Я хмурил брови и морщил лоб, изображая повышенную умственную активность, но все ухищрения мои были напрасны: цепкий взгляд председательствующего зорко следил за всеми моими манипуляциями.
И однажды, когда в состоянии аффекта я находился в точке максимального отклонения от оси вертикали, он резко хлопнул ладонью по столу!
Звук был настолько сильный и звонкий, что в испуге, от неожиданности, не понимая, что происходит, и полностью потеряв ориентировку в пространстве, я с грохотом обрушился всей тяжестью тела на пол, чем вызвал нездоровое оживление и дружный смех моих коллег…
Председательствующий медленно поднялся со своего места и чинно указал мне рукой на дверь:
– Как смеете вы, мальчишка? В присутственном месте! Немедленно покиньте почтенное собрание!!!
Стыду моему не было предела.
Я и представить себе не мог нечто более ужасное, чем быть с позором выставленным за дверь. В отчаянии с мольбой о милости обратился я к тогдашним моим товарищам, но к моему глубочайшему удивлению и разочарованию никто не поддержал меня. Более того: самые приближенные, сгрудившись у стола председательствующего, стали наперебой требовать моего окончательного изгнания.
Председательствующий вышел из-за стола, чтобы выставить меня за дверь, но вдруг почувствовал все горе и отчаяние, охватившие меня, и лицо его просветлело.
– Мой юный друг! – произнес он, крепко меня обнимая. – Поверьте, я не держу на вас злобу, ведь все, что случилось с вами, есть не вина ваша, но несчастье! Однако я не в праве отменить коллегиально принятое решение. Да и никто не в праве!
Он строгим взором обвел собравшихся.
– Да, да! Мы не в праве! – закивали головами мои товарищи. — Таковы реалии нашей сегодняшней жизни.
– Вот именно! – председательствующий еще раз обнял меня. – Такова наша суровая действительность, и, как бы это ни было жестоко по отношению к вам, мы не можем поступиться нашим демократическим выбором!
Коллеги подходил ко мне и пожимали мне руку.
И все вместе, искренне улыбаясь мне в лицо, и, похлопывая меня по плечу, они дружно выкинули меня за дверь.
Санкт-Петербург