Тёмно-жёлтые листья, облетевшие с тополей, были хрупкими и тонкими, как папиросная бумага. Дворник сметал их каждое утро с асфальтовой дорожки, и листья прятались в зеленовато-бурой косматой траве. Они лежали, притаившись, возле самого бордюра со стороны дороги, отдыхали после утомительного перелёта по воздуху на плоской крыше магазинчика. Откосы гладких, безлесных холмов казались стенками большой чашки, внутри которой, как кусочки рафинада, лежали двухэтажные домики. Улицы в этом районе были извилисты, и нездешний человек часто подолгу кружил между домами, пока находил, наконец, дорогу, ведущую к остановке автобусов, которые могли вывезти его из этой окраины в более оживлённые места. Но здесь было по-своему красиво. Особенно осенью. Сентябрьские дни были насыщеннее красками, гуще цветом, чем летние, как полотна, нарисованные гуашью, темнее и насыщеннее акварельных. Пользуясь последним тёплым временем, эту окраину посещали, чтобы «закрыть шашлычный сезон», «пошуршать листиками», «пообщаться с природой» (всё это выражения приезжих). Общение с природой выражалось обычно в тех же шашлыках, вкусный мясной запах от которых доносился из берёзового леска до самых домов, да ещё в песнях под гитару и распивании пары бутылочек белого. Зимой путешественников в этих краях не бывало, и к холодам тут оставались одни коренные жители. Очень многие из аборигенов здешних мест работали когда-то на близлежащем химическом комбинате, благодаря которому, собственно, и возник в давно прошедшие годы район. Но после перестройки химкомбинат стал всё больше и больше загибаться, и, наконец, около шести лет назад приказал долго жить. Людям, ещё недавно на нём работавшим, идти было некуда – здесь оставались их заслуженные у государства квартиры, здесь ходили в школу и садик их дети, здесь выросли посаженные ими когда-то кусты сирени. Люди остались, пытаясь устроиться кто в охрану, кто продавцами, кто ещё куда-нибудь. У одних это получилось. Другие потихоньку (а некоторые и быстро) спивались. Угрюмые корпуса комбината с тоской смотрели на это мутными глазами своих полуразбитых окон. В один из тёплых сентябрьских дней по петляющей дорожке, ведущей от остановки к двухэтажкам, шли две девушки. – Давай мороженки купим? – предложила одна из них. Они сначала ходили в одну школу, теперь учились в одной группе техникума, часто болтали на переменах и несколько раз ходили друг другу в гости. На этих основаниях все считали их подругами. – Я тебя не спросила… Как лето провела, Сонь? – вспомнила первая девушка, улыб- нувшись мило и слегка застенчиво, как она всегда улыбалась. Её нельзя было назвать красивой, а может быть, и симпатичной; но она была очень, очень милая и всегда приятная. Её звали Ирой. – А… новмаль, – полноватая сероглазая Соня только что откусила мороженое, поэтому слово у неё скомкалось. – На даче вкалывала… Папка с мамкой ругались, чё работать не иду. А я им говорю: а картошку вам кто окучивал? А кто мелких пас? Потом ничё, отправили с тёть Ритой в деревню, на недельку… А ты работала? – Ну да, я промоутером работала, – девушки вышли на самое солнце, и тёмные волосы Иры стали отливать красноватым блеском. – Что рекламировала-то? – Ну, так, разное, – попыталась отмахнуться Ира. – Молоко, пиво. Сонька усмехнулась, растягивая на правой руке пальцем браслет из поддельного янтаря. – Говорят, пиво с молоком пить надо, кто худой и немножко поправиться хочет. – Ой, ну, в любом случае, это не мы с тобой. – Слушай, давай ещё погуляем тут, а? Ира помотала головой. – Не могу. Меня Никита ждёт. На свидание. – Какой Никита? – Соня засунула обёртку от мороженого в карман светлых джинсов – почти новых, купленных ей летом родителями специально за хорошую учёбу. – Ну, помнишь, я тебе говорила… Мы в мае познакомились. – А-а. Так он же вроде друг тебе был. Ты говорила, просто друг. – Ну, мы сначала редко встречались, а потом стали дружить… – А-а, – опять сказала Соня, как бы понимающе, хотя поняла мало. Она считала Ирку умнее себя, дорожила её мнением и прислушивалась к её советам. Поэтому ей не хотелось задавать лишних вопросов, которые могли бы выставить её туго соображающей дурочкой. Какое-то время они шли к дому молча, доедая тающее на солнце мороженое. Соня бросала короткие взгляды на подружку: вроде бы девчонка как девчонка, обычная то есть. Даже ещё конопатая немного. Никто за ней сроду не бегал. И вот нашла какого-то Никиту. Ещё весной про него рассказывала: и в школе отличник был, и высокий, и сильный, и на гитаре играет, и ещё чего только в нём нет. Ирка тогда ещё заливала: мол, друг он мне! Угу. Так она и поверила. Про друзей с такими глазами не рассказывают, как у марсианина влюблённого, на стебельках. Да, у Ирки теперь, наверное, настоящая любовь… – Слушай, Ир, – обратилась Соня к приятельнице. – Ты вот где его нашла? – В Интернете, – ответила Ира очень просто. – Сейчас все так знакомятся. Мы с ним, кстати, в кино идём на нон-стоп. Ну ладно, Сонечка, я погнала! Мне домой заскочить, поесть да бегом собираться надо. Соня помахала ей на прощание. Трёхкомнатная квартира пока была пуста – родители на работе, братья в школе, а мел- кую нужно будет забрать из садика в половине шестого. Мама опять вчера просила. Соня приготовила ужин, подмела в кухне пол. Полила цветы. Мама завела их года три назад, а ухаживать за ними всё время забывала, так что скоро они, как и приготовление ужина для всей семьи, как и походы в магазин за продуктами, перешли в ведомство Сони. Старшей дочери. Размазывая по щекам слёзы от лука, щипавшие глаза, Соня смотрела в окно. Там между двухэтажками бегали мальчишки в одинаковых спортивных костюмах, выкрикивая какие-то наполовину прожёванные слова. В соседний двор мелькнул местный алкоголик дядя Сёма – вымаливал себе, наверное, «денежку» на бутылку. Ему всегда кто-нибудь по- давал, потому что дядя Сёма хорошо рассказывал про те времена, когда он был на комбинате важным человеком. Соня думала про Иркиного Никиту. Он уж, конечно, не чета местным пацанам, которые только и знают с пивом шляться. – Как в школе дела? – спросил вечером у Сони отец, оторвавшись от любимой газеты. На коленях у него сидела румяная младшая дочь Маринка и перебирала крупные деревянные бусы на леске. – Папа, ну в какой школе? – устало вздохнула Соня. – В техникуме второй год! – Ну да, ну да. Ты же знаешь, это я так просто говорю. Учишься, значит, школа. Ну, ты у нас умница. – Доча, налей-ка чайку мне, пожалуйста, – вмешалась мать. – С лимончиком там. Соня помнила мало случаев, когда кого-нибудь из семьи не было вечером дома: ужинали всегда вместе, потом собирались в родительской комнате, разбредаясь оттуда уже к самому сну. Ей было странно думать о том, что когда-нибудь – может быть, скоро – она будет жить не здесь, не в этой квартире. Но ведь в жизни надо что-то менять. Менять надо срочно. Иначе так и пропасть ей среди этих убогих двухэтажек, так и погубить себя. Найти кого-нибудь вроде своего отца. Мама его называет золотым мужиком только за то, что он не пьёт. Тоже мне, достоинство! Даже не помнит, сколько лет его старшей дочери. И мама – привыкла, наверное, просто к нему. А он к ней. Так и живут. Нет, ей нужно другое. Ей нужна любовь. Любовь!
Младшую сестру Маринку родители сегодня положили спать в своей комнате. Хотя Соня и не знала, почему, она была им за это благодарна. Значит, можно было спокойно побыть в тишине. «Чёртовый пылесос», – рассердилась Соня на компьютер за то, что он громко загудел, когда его включали: время было уже позднее. Вообще-то она никогда не думала, что выберет такой способ знакомства. Но если уж Ирка посоветовала… Что скажешь. Сайт знакомств найти было совсем нетрудно. Соня листала свежие анкеты одну за другой, и секунда за секундой ей стало казаться, что знакомиться через Интернет очень интересно. Это удобно, современно. В конце концов, Соня решила, что это даже романтично. Всё романтично – и синий фон поискового поля, где выбираешь города, и высвеченные зелёным имена желающих познакомиться, и незнакомство с ними в твоей прошлой жизни. Можешь выбрать себе любовь, из какого захочешь города. Да, откуда захочешь. В мире ведь много людей, из других городов, из красивых районов. Были анкеты без фотографий, над текстом других она смеялась. Многие сетевые женихи писали о себе вычурно и неудачно или пошло шутили. Другие писали с ошибками. Надо же было написать: «Симпотичный парень познакомится с девужкой!». Да куда там «симпотичному» до «рознообразных интересов» другого кандидата! Глаза Сони успели устать от светящегося экрана и мелькания страниц и имён, когда она натолкнулась на запись: «Евгений, 22 года. Познакомлюсь с девушкой. Ищу вторую половину. Надеюсь найти ту, с которой буду до конца жизни». Эта простота и краткость удивили Соню. Она поднялась, подошла к окну и стала смотреть вниз, на освещённое оранжевым светом фонаря плотное, как вязание, сплетение кленовых веток. Низенький детсадовский забор в серебристом свете луны казался оградой какого-то замка, а шафраны в зелёной, влажно поблёскивающей траве – янтарём на зелёном бархате. В полутьме маленькой улочки проплыла машина, оставляя за собой туманный красный след от фар. Соня подумала о том, что она никогда и не выходила на улицу в такое время – ночное, самое красивое время, если не считать выпускного и посиделок на дач- ном крыльце – только они же совсем не то. Кто сейчас проехал в этой машине? Конечно, двое, он и она. Только влюблённые могут ездить так поздно. И они приедут к подъезду, и там тоже будут фонари и клёны; они будут прощаться у двери. А почему она не прощается ни с кем? Но, чтобы прощаться, надо встретиться. Соня снова села за компьютер и стала писать письмо автору понравившегося ей объявления. «Добрый вечер, Евгений, – ей не хотелось начинать с банального «привет». – Я совсем недавно прочитала вашу анкету…» Поразмыслив, помуслив прядку волос, Соня уверенно переправила «вашу» на «твою». Она писала о ночном времени, любви и надежде, которые успели связать их; о том, что жила слишком обыденно, но теперь хочет «всё изменить». Писала, что раньше не знакомилась через Интернет, а теперь поняла, как «провода соединяют людей незримыми нитями». «Я почти вижу тебя: ты сидишь за компьютером, хочется спать, но ты листаешь анкеты, думаешь найти ту самую девушку». Чем дальше она писала, тем больше ей казалось, что Евгений обязательно приедет сюда. Интересно, куда он её пригласит, когда они встретятся впервые? Только бы не в кино. Не надо в кино. А может, это она пригласит его?! Ведь он гость. Она весь город знает, она любит гулять. А вечером можно забраться прямо на крышу – постелить плед и устроить пикник! В радостных мыслях о том, какой взять плед и во сколько нужно будет подняться, чтобы они как раз успели к закату, Соня заснула. На следующий день ответ не пришёл, как и на третий. Потом уже Соня решила, что ей не будут отвечать, и почти готова была бросить эту затею с заочным знакомством, хотя в ней потихоньку шевелилась обида: почему же не ответят? Что же она, хуже Ирки? Не- достойна любви? Письмо, наконец, пришло, и оказалось коротким. «Привет, Соня! Рад что познакомились. Я раньше тоже, можно сказать, отрицательно относился к Интернету. А теперь вот видишь, общаеися с тобой, – на месте «м» стоя- ла «и», – а может, встретимся как-нибудь. А то, что ночью я сижу за компом, это ты угадала. Видно мы с тобой похожи. Надо знакомиться, пока молодые! Вот так. Присылаю своё фото, сделано недавно и это на самом деле я . Жду ответа от тебя». К письму прилагалась фотография – с неё на Соню смотрел черноволосый, довольно привлекательный молодой человек. Взгляд его карих глаз казался каким-то вялым, ленивым. Лицо украшали яркие, как цветок, губы. Под фотографией сделанная изящным шрифтом надпись: «Виктор». «Какой Виктор? – Соня даже отпрянула слегка. – Он же Евгений». И вдруг подумала: да не всё ли равно.
***
Соня узнала, что он живёт в Абакане, родители живы, но далеко, а брата или сестры нет. Работа связана с компьютерами – системный администратор, кажется. Или что-то вроде того. – Познакомилась по Инету? – спросила однажды Ира. – Угу, – кивнула Соня, – только странно иногда. – А что странно? – Ну, – Соня замялась, поправила свои кудрявые тёмно-русые волосы, – он почему-то имя написал не своё. Ира успокоила её, убедив, что это нормально и что так делают все. Однажды вечером за ужином отец похвалил салат: – Вкусно. Помидоры-то скоро отойдут. Цена-то уже и щас, наверное, кусается. – А-а… Да не спрашивай, – мать попыталась насадить на вилку скользкий ломтик помидора, – подорожало всё… На базе надо брать. – Конечно, на базе! – подтвердил отец. – Вон, за три остановки. Званцевы туда каж- дый выходной ездят. А вы всё на рынке. Я слышал – скоро рынок-то закроют. Будет стоянка там. Соне не хотелось слышать их разговор. И пить чай не хотелось. Она тихо сказала «спасибо» и проскользнула в свою комнату. Мягко захлопнулась дверь. «Вот за что спасибо? – подумалось ей. – Между прочим, салат делала я. И картошку чистила – тоже я. И мне ничего не сказали. Вот сейчас немножко к завтрашнему почитаю и сяду ему писать…» Ради младшей сестры Маринки пришлось выключить свет и оставить горевшим только старенький светильник в виде чашки тюльпана. Соня расправила на сестрёнке одеяло и сказала ей тихонько: – Спи. – Расскажи мне что-нибудь, – попросила девочка, опершись на локоть. – Почитай. Почитай про слонёнка с мартышкой. – Я тебе сказала – спи, – сердито ответила Соня. – Ну, Со-онечка. – Мама тебе пусть рассказывает! – неожиданно выкрикнула Соня и тут же осеклась, испугавшись самой себя. Она достала с полки книжку и покорно начала читать. – Испорченная погода. Однажды попугай… Маринка улыбнулась блаженно, придвинулась как можно ближе к сестре. Держалась тонкими пальчиками за край её кофты. – Ну, всё, – Соня закончила читать и положила книгу на пол. – Спи. – Ты посиди со мной, – Маринка не то зевнула, не то вздохнула и уронила голову на подушку, по которой разметались её тёмно-русые жидкие волосёнки. Выключили ночник у кровати. Комната была синяя и какая-то невзаправдашняя. Синей темнотой покрылись все предметы на столе и в шкафу. По потолку медленно поползли полосы света от проезжавшей где-то внизу машины. Соня прислушалась: в большой комнате работал телевизор. Убедившись, что сестра спит, она осторожно подошла к двери и приоткрыла её. В зале на диване сидели родители и смотрели какой-то фильм. Несколько секунд Соня пыталась убедить себя, будто нет ничего плохого в том, что её отец с матерью отдыхают, но нараставшие сегодня вечером обида и раздражение прорвались и захлестнули все другие чувства. «Свари, накорми, убери, понянчись… Вы их родили! Вы, а не я!!» – бросила она мысленно со злобой родителям. Каким желанным звуком показалось ей сегодня монотонное гудение включаемого компьютера! Она открыла то самое первое письмо, где была фотография, и стала любоваться лицом Виктора, впервые замечая в нём умную строгость, загадочность улыбки, волевую твёрдость подбородка, правильные, благородные черты. Она качала головой и говорила себе: как можно было не замечать, что он настоящий красавец?! Соня написала ему, что скучает, что ей страшно хочется встретиться, что она давно уже ждёт его приезда в Красноярск. К её крайнему изумлению, ответ на письмо пришёл не позже чем через пять минут: Виктор, оказалось, тоже на это время подключился к Интернету. «Привет, Соня. Я и сам хочу тебя увидеть. Интересно, какая ты. Но пока работа держит, пока не могу. Как только, так сразу. Вот это будет интересная встреча. А ты скажи мне свой телефон, я буду тебе звонить. Ну до встречи солнце моё. Целую тебя». Соня почувствовала, как по всему её телу прошла какая-то бодрящая волна. Номер телефона она отправила немедленно и потом сидела несколько минут в ступоре, почему-то боясь пошевелиться. И хотя она провела эти минуты в самом напряжённом ожидании, звонок показался ей слишком громким, она не сразу схватила трубку и перепугалась, что проснётся Маринка. – Алло, – уверенно сказали в трубке. – Соня, это ты? Соня вздрогнула, как будто не услышала мужской голос, а почувствовала чьё-то неожиданное прикосновение. – Это я… Витя. – Привет, милая – ответил Виктор. – Чего не спишь, мм? – Я думаю о тебе, – расхрабрилась Соня. – Да? – довольно спросил он. – Я о тебе тоже. Хочу тебя обнять. – Тогда приезжай. – Приеду, солнце моё, приеду. А домой-то к тебе можно будет зайти? – Что ты! – испуганно зашептала Соня. – Нет, нет! У меня тут мама… папа. – Папа, говоришь, – задумчиво сказал Виктор. – Это да… Дела. Ну, ничего, мы с тобой сходим куда-нибудь вдвоём. Да? Соня ничего не ответила. Кровь шумела у неё в ушах. – Да? Ну, давай, спокойной ночи. Целую. Соня отключила связь, запрыгнула на кровать одним движением, так что высоко задралась её ночная рубашка. Почему-то захотелось встать как можно выше, достать до самого потолка. Осторожно, чтобы не разбудить сестру, она поднялась, потянула вверх руки и, поцеловав три или четыре раза телефон, положила его под подушку. Лег- ла спать.
***
В середине октября один из студентов Сониного техникума, Костя Завалов, попал под трамвай – поскользнулся в дождь на путях. Ему отрезало ноги по колено. В палату к нему не пускали никого, кроме родителей; сказали только, что нужна кровь для переливания, можно любой группы. Уже в коридоре больницы три человека решили ехать завтра на станцию переливания. Соня присоединилась к ним, хотя с этим Костей никогда не общалась – только слышала о нём от знакомых. – Вот пойду и узнаю заодно, чему там на других специальностях учатся. На технологии общепита, на коммерции. Другие-то доноры не с нашей специальности, – сказала она Ире в столовой техникума. – Ну, ты даёшь, – пожала та плечами, – это же страшно! – Там, говорят, мало берут, стаканчик, – успокоила её Соня. – Фу! Перестань мне такие гадости говорить, – Ира сморщилась и выплюнула обратно на ложку картофельное пюре. Соня не испытывала страха, глядя, как вверх по гладкой тонкой трубке движется её тёмно-вишнёвая кровь и наполняет плотный пластиковый пакет с римской цифрой II. В палате ей, вопреки ожиданиям, пришлось лежать одной. Она подумала вдруг о том, где же держат всю эту сданную кровь – холодильник, что ли, какой-то есть в больнице на такой случай. Хотела спросить об этом, но не выспавшееся хмурое лицо медсестры отбило охоту лезть к ней со своими глупостями. «Помогла человеку – и ладно», – решила она. За кровь Соне дали плитку шоколада, целую кучу маленьких вафель и вафельный же торт – всё в специальном пакете. Приняв этот неожиданный для неё подарок, Соня поехала домой и, едва добравшись до кровати, заснула прямо в одежде на пару часов. Вечером она решила пойти погулять одной. Выйдя через полутёмные дворы на широкую улицу, она шла по тротуару ярко освещённой дороги, по обе стороны которой то и дело встречались подсвеченные рекламные щиты с лицами каких-то красоток и фотографиями новых элитных многоэтажек. Соня прошла уже довольно далеко вдоль по этой улице. Прохожих ей встречалось много, мужчин в том числе, и ей казалось, что все они смотрят сейчас на неё и думают что- нибудь вроде: «Откуда в нашем городе такая девушка?». Она поправила воротник своего жёлтого, подаренного в прошлом году тёткой «практически нового» плаща, и постаралась сделать походку как можно элегантнее. «Листья ложатся на землю, – стала сочинять про себя Соня. – Деревья без них одиноки. И так же одиноко идёт по этому тротуару одна девушка, которая так мечтает встретиться со своим любимым». Слабость, которую она чувствовала дома, исчезала; освежённый дождём, пряно пахнущий листьями воздух пьянил её, и Соня думала, что не хватает сейчас только его, чтобы они вместе шли по улице и держались за руки. Она не заметила, как начала от волнения кусать ногти – эта привычка осталась у неё до сих пор. – Эй, дэвушка! – окликнул Соню какой-то нерусский парень. – Время не подскажешь? Она помотала головой и вдруг поняла, что гуляет, наверное, уже долго. Вытащив телефон у самого подъезда, она увидела, что есть сообщение. «Витя, Витя, Витя», – застучало у неё в голове. Но это Заваловы написали «спасибо». Соня улыбнулась краешками губ и толкнула железную дверь. Она была уверена, что сегодня Виктор напишет или позвонит, она знала, она чувствовала! Она не могла оши- биться! Сегодня такой день, что все люди как-то вместе; и тогда, давно, она писала про не- видимые нити, и… – С ним что-то случилось! – горячо прошептала Соня. – Что если с ним что-то случи- лось, и поэтому он не звонит. Она поднялась на второй этаж, быстро набрала номер и стала ждать, прислонившись к массивной трубе мусоропровода. – Алё? Кто это? Соня? – услышала она полупьяный голос. – Да, это я! – Чё звонишь? Привет! Как жизнь? Чем занималась? – Да так… Кровь сдала. – Соня растерянно посмотрела по сторонам и заметила целую батарею бутылок, расположившуюся вдоль стены. – Чего? – прокричал в трубку Виктор. Соня плохо слышала его из-за громкой ухающей музыки. – Кровь, говорю, сдала! У меня знакомый под трамвай попал! – Зачем? – Как зачем…. – Соня невольно подумала, что кто-то из них двоих дурак. – Под трамвай попал! Студент у нас! – А-а, – сказал после некоторого молчания Виктор. Музыка вроде бы стала потише. – Любишь его! – Причём тут любовь-то? – обиделась Соня. Соня почувствовала, что может заплакать и запрокинула голову, чтобы слёзы не выкатились. – А чё? Пожалела? – неожиданно догадался Виктор. – О-ой. Вот чё ты, блин, такая дурная, не могу! Вот ты бы приехала ко мне, я бы научил тебя жить. Пожалела она. Тебя кто пожалеет? – Не знаю. Кто-нибудь, – прошептала Соня, ковырнув ключом облупившуюся краску на мусоропроводе. – Ну… Вот и я говорю. Эх, вот приехала бы ты ко мне! Блин, я бы научил тебя жить! Для себя надо жить, для себя! Понимаешь ты?! – злился Виктор. Соня ответила что-то невнятное. – Слушай-ка, чё? – снова обратился к ней Виктор. – «Скайп» у тебя есть? – Нету. Я плохо в компьютере разбираюсь. – Скачай себе «Скайп»! В онлайне переписываться будем. Слышишь? Соня хорошо слышала, но ничего не понимала. Дома она сказала, что хочет спать, и, укрывшись одеялом с головой, плакала и смотрела на светящийся заветный номер: Виктор снова звонил ей, но она не брала трубку. Досыта наревевшись, она решила сначала оборвать переписку, удалить номер телефона и фотографию; но потом ей стало жалко его. Этого Соня от себя никак не ожидала. Реши- тельный настрой у неё, тем не менее, оставался. «Я ему докажу, что он неправ, – повторяла про себя Соня, смутно осознавая, что именно она докажет и в чём неправ Виктор. – Я ему докажу».
***
«Скайп» Соня всё-таки скачала; и уже больше месяца она каждый вечер, в половине одиннадцатого, откладывала уроки и другие занятия, запирала дверь изнутри и садилась к монитору. Микрофона у неё не было, что очень сердило Виктора, и, тем не менее, они переговаривались четыре или пять раз в неделю по тридцать-сорок минут; правда, если не брать во внимание плохую, прерывающуюся связь. Он часто присылал ей разные картинки с бабочками и сердечками. Соня складывала их в отдельную папку. Поначалу слал очень плохие любовные стихи, образцами которых пестрел Интернет, но Соня попросила его не отправлять стихов и лучше быть естественным. Она чувствовала, что есть как будто два Виктора: один настоящий, живой, а другой искусственный и кем-то испорченный. И для неё он, конечно, может и должен быть настоящим. – Так хочется тебя увидеть, – пожаловался Виктор в очередной раз. – Приезжай, до Красноярска где-то часа четыре. – Откуда? Соня удивилась и не сразу ответила: – От Абакана, конечно. – Я сейчас не там. Я в Большой Мурте. – А что ты там делаешь? – По работе как бы. Виктор довольно долго молчал, потом выдал следующее: Я душу дьяволу продам, Взорву в Париже нотр-дам, Нарушу мировой покой, И это всё за ночь с тобой. – Я же тебя просила, не шли ты мне эти стихи. – А что? Не нравится? – Нотр-дам с большой буквы напиши. – Ты зануда, Сонька. Знаешь что? Приезжай сама ко мне на Новый год. Весело будет. Увидимся, наконец, ты же хотела. Соне, всё ждавшей, что Виктор приедет к ней, странно было услышать, что это ей придётся отправиться в дорогу. Но как же она поедет? Что скажут дома? И вообще – почему всё-таки она? «Что молчишь, солнце моё? – появилась строчка от Виктора. – Я буду ждать и очень скучать. Люблю». Соня спешно написала: «Целую тебя крепко», – и сразу же отключилась от сети, а то казалось, что эмоции сейчас разорвут её на кусочки. Давно опустевшее выражение «солнце моё» блестело в её фантазии чуть ли не десятком смыслов. Ей чудилось, что Виктор не зря выбрал его, что эта фраза сочетанием звуков перекликается с именем Соня. Она даже стала видеть в своём имени чуть ли не какой-то тайный смысл. Ещё больше нравилась ей стоявшая под письмами и даже под некоторыми эсэмэсками подпись «твой Виктор». «Мой, мой!» – радостно говорила себе Соня, и добавляла иногда: – «Только он меня и любит». Она, однако, вовсе не забыла того обидного разговора – насчёт трамвая и жизни для себя. Хотя и был её виртуальный возлюбленный пьян в тот вечер, Соня понимала, что Виктор и раньше думал всё то, что ей тогда высказал. Не переставая удивляться себе, Соня обнаружила, что в глубине души рада подобному несовершенству Виктора, а в особенности рада тому, что может испытывать к нему какую-то жалостливую нежность. Его приглашение приехать «в гости» довольно скоро стало восприниматься ею как нечто вполне естественное и ожидаемое: он ждёт её, как утешения, как успокоения – а кто же сам гоняется за успокоением? Нет, это оно приходит к тому, кто в нём нуждается! Соня так хорошо подогнала свои мысли одну к другой, что чуть ли не ругала себя, почему она раньше не догадалась о том, как всё просто. Конечно, он прав – нужно ехать к нему. Ну, какой может она устроить здесь приём? На крышу лезть уже совсем холодно, да и глупо, а прогулки по городу… ему ведь не шестнадцать лет. Да, ему не шестнадцать, а двадцать два, скоро будет двадцать три, и он уже много пережил. Может быть, его обманула какая-нибудь девушка. Да, очень может быть. Потому он и решил, что лучше быть жестоким, что только одиночки выживают; но это не так, она докажет ему, что не так! Соня представляла себе, как возьмёт билет до Большой Мурты на тридцатое или даже тридцать первое декабря, как Виктор узнает её – сразу! – и крепко обнимет прямо на стоянке автобуса. Как потом они пойдут домой и будут смеяться по дороге, будут вспоминать, как познакомились, как не верили в эту встречу. Дом Соня представляла себе простым, деревянным, с высоким крыльцом, с белыми наличниками. Она не только видела этот дом, но уже почти осязала шершавость перил с облупившейся краской. Каждый вечер она добавляла в свой сюжет встречи всё новые детали, так что он уже становился похожим на короткометражное кино. Соня заранее решила, что на ней будет всё белое: блузка, юбка, колготки, бельё, даже сапоги (у матери на антресолях валялись белые зимние сапоги, со сломанной молнией, но вполне целые и даже симпатичные). Она с Виктором зайдёт на кухню и станет нарезать «Причуду» (Соня так и не съела и не отда- ла родителям полученный за донорство торт, спрятав его в шкафу за стопкой книг). Вафли станут ломаться, хрустеть под напором ножа, и тут она обернётся, чтобы посмотреть на Виктора, и нечаянно порежет себе палец, а он – он поймает её руку и станет слизывать кровь, целовать пальцы, прижимать их к своим губам. А дальше, думала Соня, она обхва- тит его шею рукой и сама его поцелует – о, какое у него должно быть горячее дыхание и какие мягкие волосы! А он совсем голову потеряет, станет раздевать её прямо на кухне, расстёгивать блузку. Дальше Соня продолжала рисовать, но больше по читанному и виденному, чем по сво- ей придумке. Она представляла себя с Виктором, целующуюся в тёмной кухне под звуки какой-то тихой музыки (откуда вдруг должна была появиться музыка, Соня не думала); и он был уже без рубашки, а она в одном белье и колготках. И почему-то постоянно, навязчиво Соне представлялось, что эти её белые колготки цепляются то ли за гвоздь, то ли за щепку, – цепляются и рвутся.
***
Всё чаще уносясь в подобные фантазии, Соня далеко не сразу сообразила, что нужно будет как-то объяснить родителям своё отсутствие на Новый год. Идея о том, чтобы сказать правду, мелькнула у неё поначалу, и как-то вечером Соня объявила матери: – Мама, у меня есть планы на Новый год кое-куда поехать. Она ещё осенью как-то обмолвилась матери, что переписывается «с одним человеком». – Может, помнишь, я тебе говорила… есть у меня виртуальный… знакомый. – Ну и чё? – не поняла мать. – Так вот, он меня зовёт к себе. – В смысле зовёт? – На Новый год. Мать посмотрела на неё пристально, подозрительно, а потом неожиданно резко вы- дала: – Ты ещё не вздумай согласиться! Совсем дура, что ли?! – Да это я так… – спешно поправилась Соня. – Я же не поеду. Шучу это я. Мать ещё раз посмотрела на неё внимательно, усмехнулась и вышла из комнаты. Поразмыслив, Соня решила, что скажет родителям, будто пойдёт на Новый год с Иркой и другими девчонками в какой-нибудь ночной клуб. Правда, раньше она в таких заведениях не бывала – ну, так что же, пора когда-нибудь и начинать. Благодаря затее с клубом она сможет не приезжать домой целые сутки, до вечера первого января. А там уже и назад можно, лишь бы ходили автобусы. До Нового года оставалось чуть меньше двух недель. Билет в клуб нужно было по- купать срочно, и вечером в понедельник, забрав Маринку из садика, наскоро поужинав и оставив на тумбочке в прихожей записку, Соня поехала в клуб. С собой у неё была тысяча из студенческой стипендии, но, честно говоря, она надеялась, что билет будет стоить дешевле (и, кроме того, что ей удастся продать этот билет 31 декабря прямо у входа – как делают в цирке). Соня неприятно поразилась, прочитав, что касса в ночном клубе работает только с одиннадцати – она рассчитывала, что сможет купить билет уже в восемь. Теперь же ей надо было что-то делать в течение трёх часов. Ирка от клуба жила, естественно, далеко. Идти к ней, впрочем, всё равно было нельзя – она ведь ещё не знала, да и не должна была узнать, что, оказывается, встречает Новый год в ночном клубе. Соня позвонила по сотовому другой своей подружке, но та ответила, что сейчас сама в гостях. Домой возвращаться не хотелось – могли бы не отпустить вторично, и тогда пропало бы всё предприятие. На улице холодало, прохожие встречались редко. Соне чудилось, что даже серое небо замёрзло и застыло в эти самые морозные и тёмные дни года. Матово светились окошки отдалённых домов; из заводской трубы валил белый дым. Соня нашла у себя во внутреннем кармане сотенную бумажку. Обрадовавшись находке, она решила сесть на автобус, который идёт куда-нибудь далеко, а потом на другой и таким образом скоротать время до одиннадцати часов. Но пробок на дороге в это время не было, к тому же из-за мороза многие владельцы машин не пользовались своими автомобилями, и Соня доехала до самой окраины города гораздо быстрее, чем думала. Оттуда она пересела на трамвай, который покружил её по тёмным улицам и высадил на ярко освещённой рекламными щита- ми площади. Времени оставалось слишком много. Хотя Соня любила гулять, сейчас идти пешком было бы трудно – пуховик у неё старенький и грел плохо. Ноги тоже мёрзли. «Сяду на любой», – подумала она. Тут ей позвонила мать. – Алло! – сказала громко Соня и испуганно замерла: она никак не ожидала, что её голос прозвучит в морозной тишине настоящим криком. Она сбивчиво объяснила матери, что касса в клубе открывается поздно, но она сейчас с подругами, поэтому волноваться не стоит. Автобус мягко плыл по дороге, тонувшей в сливочно-жёлтом свете фонарей. Соня со- грелась и задремала. Думать не хотелось вообще ни о чём, просто ехать и ехать, положившись на чью-то волю. 86 Она открыла глаза, только почувствовав, что в салоне почти не осталось людей, и вышла из автобуса. «Теперь дорогу перейду и поеду в клуб». Но через дорогу остановки не оказалось. Не было её и через двести шагов, и через пятьсот. Соня шла быстро, не совсем ясно понимая, зачем так спешит; наконец, спросила у одного человека, где можно сесть на автобус. – Там, – махнул он рукой в ту сторону, откуда Соня пришла сначала. — Если в центр ехать, то большую дорогу перейти. Соня кивнула, улыбнулась и побежала назад. Ноги у неё замерзали всё сильнее.
Снова сидя в автобусе, она почувствовала себя почти радостно; но через несколько остановок пассажиров убавилось в два раза, потом автобус сделал резкий крюк и помчался вперёд стрелой, долго не останавливаясь. – Конечная, – произнесла закутавшаяся в шаль кондукторша. Соня чуть не заплакала от разочарования. Захотелось просить кондукторшу и водите- ля о том, чтобы ей остаться внутри хоть ненадолго. К ночи ударил такой мороз, что воздух казался скрипучим. Соня стояла на остановке и машинально постукивала носком сапога по фонарному столбу. Закоченевшие пальцы болели, особенно на правой ноге – в правом сапоге овчина совсем стёрлась, осталась толь- ко кожа. Лицо у Сони тоже замёрзло; ей казалось, что щёки и кончик носа покрыты тонким слоем стекла, а ресницы сломаются, если их коснуться. На остановке тусовались какие-то парни, курили, топали, чтоб согреться. Соне вдруг подумалось, что Виктор может быть похож на одного из них. Если бы он был здесь! Если бы хоть услышать его! Но телефон слишком замёрз, да и что бы она могла ему сказать? Что заблудилась в своём городе? А ведь говорила, что хорошо его знает. Он бы только посмеялся над ней, ну, может быть, пожалел. Только ей не нужна его жалость. Ох, и глупая же она. И ничего-то у неё не получается. Вот уж с Иркой бы точно такой истории не произошло. Наконец Соня доехала до клуба. Оказалось, что дешёвые билеты все раскуплены, остались только за полторы тысячи и дороже. Не чувствующими ничего ногами она добралась до двери родной квартиры и позвони- ла. Было уже несколько минут первого. Мать выбежала ей навстречу, кричала что-то не- суразное – про Ирку-дуру, про клуб, про Интернет, ругала всё это. Отец ругал саму Соню. Она помнила, как грели её ноги, как укутали в кофты и платки, как отец с нарочито громким стуком поставил на стол чашку горячих пельменей. – Жри! – Не хочу, – вздохнула Соня. Ей на самом деле не хотелось есть. – Жри давай, – настоял отец. – Не хочет она. Изнутри прогреешься. Где-то лазит, а мы из-за неё извелись уже все! Конечно, родители позвонили Ире и выяснили, что ни в какой клуб она не собирает- ся идти. Для них только оставалось непонятным, зачем надо было придумывать эту глупую историю. – Сами же мне говорили: дружи с Иркой, дружи… – пыталась оправдаться Соня, торо- пливо глотая наперченный бульон. – Со сверстниками общайся… Братья и Маринка не спали, пока не закончились все эти разборки. Они тоже волно- вались за Соню.
***
– Ты знаешь, я не могу на Новый год приехать, – объясняла Соня Виктору по телефону. – Я лучше к тебе приеду на каникулах, вот в первых числах января. – Жалко. Ну, приедешь всё-таки! – весело сказал Виктор. – Давай. Я тебе говорил, у меня банька хорошая, жаркая, в баньке попаримся. Баню любишь? – Ага, – согласилась Соня, вспомнив отдых прошлой зимой на базе. – И в снегу по- том валяться. Виктор помолчал. – Слушай, – сказал он необычно серьёзно. – Ты что, правда, поедешь? Вот так, к не- знакомому? – Правда, – Соню словно оглушили. – Правда-правда? – игриво переспросил он. – Ну, я тебя хорошо встречу, не боись. А чё пить будешь? – Можно и ничего не пить. Я мало пью. – Нет, надо хотя бы за встречу выпить! Что будешь? – Ш-шампанское, – пробормотала Соня. – С шампанского тебя вырвет. Ну, ничего. Мы тебе тазик поставим – тут же, под сто- лом. Если что – и сразу в тазик. Может, и мне пригодится! – Виктор громко засмеялся. Соня молчала. – Лучше, конечно, пива купить. Дёшево и сердито. А что шампанское, одна вода с га- зом. А вообще что ты любишь? – Сказала тебе, не пью я ничего, – Соня рассердилась. – Ничего? – не поверил Виктор. – Какао пью, – ответила она зло и дерзко. Виктор уже не смеялся. – А из еды – больше всего? – Сайру люблю. – Ну… Ха. Сайру. Я думал, конфеты какие-нибудь скажешь. Нет, скажи всё-таки, прав- да, поедешь, что ли? – Да правда!! – крикнула Соня в трубку. – Я понял, понял, не кричи. Слушай, а восемнадцать – есть же тебе? – Есть, есть, – мрачно отозвалась Соня. В январе ей должно было исполниться сем- надцать. – Большая девочка, – ободрился Виктор. – Да ты обиделась, что ли? Не обижайся. Хорошая моя, не обижайся. Это я так. На самом деле я очень рад, что ты приедешь. Сайры тебе куплю и конфет и всего, чего хочешь. Сладкая моя, кудрявенькая. Оставались последние дни декабря. Соня после поездки за клубным билетом окончательно раздумала ехать в Большую Мурту на Новый год и решила, что поедет туда на каникулах, третьего или четвёртого января. Оставаться там надолго она не хотела. «Мне надо его увидеть и всё ему сказать», – повторяла себе Соня, делая упор на слове «надо», хотя в глубине души знала – не надо, а хочется; всё ещё хочется его увидеть. И ждала, что в день её приезда непременно произойдёт что-то важное. Виктор по «Скайпу» пообещал ей, что будет ждать её приезда в любой день и в любой час. В Новый год Соне было весело с родными, и всё же думалось о том, что в этот раз могло бы быть всё по-другому, совсем по-другому. Белая скатерть и свечи в серебристых под- свечниках, и шампанское с апельсинами. Хотя родители купили «Советское» и даже ананас — всё-таки не то, сколько ни сиди в комнате с выключенным светом, сколько ни смотри на летящие по небу цветные ракеты.
Четвёртого января Соня встала рано, позавтракала картошкой с тушёнкой и, одевшись потеплее, поехала на вокзал. Родители со вчерашнего дня остались ночевать в гостях у родственников, маленькую забрали с собой. Братья спали. Соня заранее узнала, что автобус ходит дважды в день – утром и вечером; значит, она как раз успеет «всё сказать» и вернуться в город следующим рейсом. Она действительно оделась в белое, как давно задумывала, но поверх белых колготок из-за мороза надела чёрные плотные лосины, а поверх белой блузки с длинными, но тонкими рукавами – тёмно-лиловую вязаную кофту. Пуховик у Сони был тоже не белого цвета – салатный. Билет она купила ещё вчера и, чтобы уж точно не потерять, засунула в варежку. Он немного смялся в её вспотевшей ладони. И от мороза, и от скуки люди на платформе притопывали, прихлопывали, переставляли сумки с места на место, похаживали вокруг стоявшего с закрытой дверью автобуса. Уже сидя в салоне, Соня смущённо смотрела на огромные сумки, объёмистые пакеты остальных пассажиров: она была убеждена, что все кругом так и таращат на неё глаза, по- тому что с ней нет ни сумки, ни даже рюкзака. Ей казалось даже – все видят, что она взяла с собой эту дурацкую «Причуду», и все знают, зачем и куда она едет, и посмеиваются про себя. Уж лучше бы они смеялись вслух! Но вот автобус тронулся, поехал по городской улице, и Соня мало-помалу переключилась на другие мысли. Ей захотелось узнать, почему не сделают так, чтобы боковые стёкла в автобусе не замерзали, а то ведь никому не видно, куда едешь – так можно и дорогу перепутать. Сама она сидела на первом месте и отлично видела дорогу. Автобус быстро покатился под гору. Соня успокоилась и даже развеселилась. Если и в городе вчерашней ночью выпал снег, и всё стало таким красивым – то, что уж там в деревне? Там всё должно быть белым-белым: белые крыши, белая дорога, по которой не ездят машины, а только лошади. А в лесу все деревья спят в белых мягких одеялах, как Маринкино. Соня представляла себе, как Виктор гонится за ней, как она убегает, смеясь и дразня его, а потом падает в сугроб. Потом она вдруг разозлилась на себя: какие-то одеяла, какие- то лошади и сугробы. Что у неё вообще на уме? Да и зачем она туда едет? Соня набрала заветный номер. Ответа долго не было; наконец, Виктор взял трубку: – Алло? – Алло, Витя? – услышав его голос, Соня заволновалась и зачем-то передвинулась на край сиденья. – Это я. – Чего делаешь? – Я — к тебе еду, – сказала она внушительно. – Не понял! Слышно плохо! – Я уже в автобусе, – сказала Соня громче. – Встречай. Еду я. – Э, погодь! Как это – ты едешь? Ты почему не предупредила?! – Виктор рассердился, но, тут же смягчившись, сказал: – Надо было позвонить. А сегодня… видишь, я не могу! У меня сегодня… – он замолчал на пару секунд. – Машины нет. Я не могу тебя встретить, солнце моё! – А где… – начала Соня. – Я же не могу тебя без машины встретить, милая, ну! Давай завтра! Завтра сможешь? Алло? – Дурак ты, – сказала она. В автобусе на неё с явным вниманием посмотрело несколько пассажиров – Просто дурак. Соня с трудом дождалась ближайшей остановки и, выскользнув из автобуса, медленно пошла по дороге, ведущей вглубь какого-то посёлка. После условленных пяти минут стоянки шофёр захлопнул автобусную тяжёлую дверь и стал снова проверять билеты. – Стой, – насторожился он, увидев пустое место там, где сидела Соня, – а где девушка… ехала тут? Пассажиры с первых мест зашевелились. – Вон она идёт! – крикнул кто-то. Дорога, по которой ушла Соня, была прямая, да и уйти она успела недалеко. – Эй! – позвал её шофёр, сбежав со ступенек. – Вы что – ехать будете или нет?! Соня услышала, что её кричат, и вернулась на десяток шагов назад. – Не буду, – сказала она, нахмурившись. – Я уже приехала. – У тебя ж до Мурты билет! – рассерженно крикнул шофёр. Изо рта у него вырвались белые клубы морозного пара. Те из пассажиров, кто сидел сзади, про себя злились на непрозрачные окна, не позволявшие им увидеть, что там происходит интересное. Сидевшие впереди смотрели на Соню и шофёра с любопытством. – Чё, денег много? Богатая, да? – издевательски осведомился шофёр. – Да!! – Соня крикнула так громко, что на неё обернулись даже идущие по улице прохожие. Шофёр негромко выругался, дверь захлопнулась, автобус покатился дальше. Соня развернулась и снова пошла в неизвестный посёлок.
Сквозь густо валивший из трубы дым виднелось бледное солнце. Это было даже не солнце, а светло-жёлтые солнечные нити, неровно заткавшие кусок серого, низко провисающего над землёй небесного полотна. Соня шла, не понимая, куда и зачем идёт, и любовалась чернеющей вдали бахромой леса, украшенной барыней-ёлкой, встретившейся ей в ограде одного из домов. Она вдруг засмеялась над самой собой и над всей этой историей с выдуманной любовью. Ей было весело и хотелось идти быстрей, хотелось побежать куда-нибудь, и стало совершенно всё равно, что могут об этом сказать. Поравнявшись с долговязым стариком и закутанной в клетчатый чёрно-жёлтый платок старухой, Соня сказала им: – Хотите, торт подарю? Нет, правда? Старик пристально взглянул на неё стеклянными глазами и остановился в нерешительности. – Пошли, пошли, – толкнула его под руку жена. Соня снова тихо засмеялась: до чего боятся люди, отовсюду ждут подвоха! На углу улицы мальчик лет девяти набирал в канистру воду из колонки. – Мальчик! Хочешь, торт подарю? – позвала его Соня. Мальчишка попытался поставить канистру рядом с собой, но она соскальзывала с ледяной кочки. – Давай подержу, – предложила Соня. – Так хочешь, торт подарю? Вафельный. – Зачем? – осторожно спросил мальчик. – Как зачем? На Новый год. Это же Новый год! – А-а… Ну, тогда хочу! Тогда можно! – Тогда можно, – убеждённо повторила Соня и вытащила из лакированной, закаменевшей на морозе сумки «Причуду». – Дарю. Мальчишка вытер нос рукавом потёртой дублёнки, взял торт из серых Сониных варежек и потрясённо пробормотал: – Спасибо…
Красноярск