Валерий Суховей
Двор этой старой пятиэтажки чистый и ухоженный. Поэтому найти нужное стёклышко оказалось делом сложным. Оно должно быть c ровными краями и размером хотя бы с пару спичечных коробков. Цветные осколки от бутылок не годились.
Но удача улыбнулась Костику. У забора, отделявшего детскую площадку от проезжей части улицы, среди нескошенных кустиков клевера и тысячелистника блеснул краешек подходящего стекла. Мальчик осторожно вытащил запылённый плоский осколок. Потёр ладошкой, опасаясь порезаться о края. Огляделся.
Улица полнилась прохладой и радостными звуками. «С добрым утром, с добрым утром и с хорошим днём!» – донеслись позывные радиопередачи из чьей-то раскрытой форточки. Зашумел ветер в липовых кронах, протарахтел мотороллер «муравей», подвозя продукты на молочную кухню, на газоне чирикали воробьи, где-то вдали лаяла собака. Двор стоял ещё безлюдный. Это хорошо.
Мальчик обошёл здание на фасадную сторону, туда, где росли кусты рябины. Ягоды на них уже оранжевые: август перевалил за половину. Костик выбрал самое пышное растение, присел и начал рыть ямку между корней. Почва была лёгкая, пушистая. И всё же валявшийся рядом крепкий обломок ветки пришёлся кстати. Впрочем, глубоко раскапывать не нужно. Так, маленькое углубление. Из кармана зелёной фланелевой рубашки Костик осторожно достал своё сокровище – бумажный фантик. Маме дали зарплату, и она купила целый кулёк конфет. Просто так. Одиннадцать штук. Теперь уже десять. Костик умел считать. Ему весной стукнуло шесть лет.
На дно ямки мальчик уложил траву, а на неё – фантик. Аккуратно его разгладил и накрыл найденным стёклышком. Затем потихоньку принялся его засыпать. Сперва по краям, потом серединку. Картинка скрылась в земле.
Подождав немного, он начал откапывать свой «секретик». Пальцы нащупали стекло. Костик аккуратно раздвинул землю и снова увидел спрятанную картинку: белая коровка с бурыми пятнами щипала траву на оранжевом лугу. Мальчик улыбнулся, прикрыл землёй стёклышко и побежал назад, во двор. Ему хотелось поскорее показать этот секретик Лене Черкасовой из второго подъезда.
Костик – самый младший во дворе, если не считать трёхлетней Риты из одиннадцатой квартиры. Потому он часто стеснялся и держался в стороне от шумных компаний. Черкасова года на четыре старше Костика, но всегда звала его играть и в «колдунчики», и в «штандер», несмотря на протесты некоторых ребят. Мальчик в душе был признателен Лене за такое внимание и, конечно, принимал приглашение. А ещё она проворнее всех увёртывалась от мяча в «вышибалах», оказывалась самой быстрой «салочкой» и вообще – слыла главной заводилой двора. Её уважали, к ней прислушивался даже семиклассник Юра Ларин. А Костик считал девочку очень красивой и хотел бы иметь такую сестру. Но держал это в тайне.
Во двор вышел Витька Синецкий, одетый в новую куртку с замками-молниями на кармашках. Костик подбежал к Витьке, но тот не обратил на него внимания, глядя куда-то вдаль. Только – вжик-вжик – открывал и закрывал замочек нагрудного кармана.
– Здравствуй, Витя! – радостно начал Костик. Долговязый сосед надменно обернулся в его сторону, смерил взглядом, вжикнул замком и достал из кармашка конфету в жёлтом фантике с нарисованной сказочной девочкой.
– Вот что у меня! – не удосужившись приветствием, чуть ли не в нос сунул он её опешившему малышу.
Костик ещё не умел читать, но знал, что эта конфета называется «Красная Шапочка». Он ел её недавно. Нет, давно. Она лежала в новогоднем подарке, который мама принесла с работы. Только одна такая. Костик помнил её шоколадный вкус и хрустевшие на зубах вафельки.
Конечно, эта конфета и вкуснее, и красивее «Коровки». Костик разглядывал девочку, нарисованную на ней, и вдруг почему-то сказал:
– На Лену Черкасову похожа.
Витька повернул конфету к себе и отрезал:
– Чем же? Ленка-то рыжая. И нет у неё никакой корзинки. Да и в шапке такой чудной она не ходит.
Костик вдруг понял, что ему очень-очень нужна эта конфета. Он хотел сказать: «Сорок восемь – половинку просим», но подумал, что половинка, пожалуй, ни к чему, и тихо, без надежды, проговорил:
– Витя, дай мне конфету.
– Чего это вдруг?
– Я секретик сделаю.
Витька, вопреки ожиданию Костика, не начал смеяться, подкалывать, а только сразу спросил:
– А ты мне что?
О, значит можно её получить! Предлагать Витьке «Коровку» было бы глупо. Костик понимал: это неравноценный обмен. К тому же мама твёрдо сказала – есть по одной в день…
– А яблоко хочешь?
– С рынка или из магазина?
– Из овощного…
Витька покривился – скорее для пущей важности – и потом («вжик-вжик») – сказал:
– Ну, тащи!
Костик бросился домой. Через ступеньки прыгал, спешил. Толкнул дверь – она, как обычно, не была заперта.
– Мам, можно яблоко взять?
Мама хлопотала у плиты вместе с соседкой тётей Тоней. Полезла в свой шкафчик и, покопавшись, достала красивое жёлтое яблоко. Помыла под брызгающей струёй латунного крана, торчащего из кухонной стены, и протянула сыну:
– Ешь, не торопись.
– Я на улице съем! – в дверях крикнул Костик, устремившись во двор. Мама только развела руками, а соседка тётя Тоня по-доброму улыбнулась, на неё глядя.
«А вдруг Витька уже ушёл?» – стучало в сердце мальчика.
Но Витька не ушёл. Он сидел на местной дворовой достопримечательности – большом валуне, который невесть откуда взялся здесь. Говорили – с постройки дома. А может, вообще с довоенных времён.
Костик протянул Витьке яблоко. Витькины серые глаза загорелись, но в остальном он не подал виду, что обрадовался. Наоборот, покрутил ароматный плод в руках, оценивая вес, поморщился, вздохнул и достал из кармана… фантик от «Красной Шапочки».
Поражённо захлопав ресницами, Костик пролепетал:
– А где конфета?
– Где-где… Тебе же для секрета нужен фантик, вот и бери…
«Но так нечестно!» – хотел возмутиться Костик, но Витька был не только старше, но и на голову выше. Спорить боязно, да, впрочем, бесполезно и теперь уже поздно: Витька вприпрыжку побежал к качелям на детской площадке.
Радость от желанного обретения куда-то исчезла. Костик побрёл за дом, сжимая двумя пальцами картинку со сказочной девочкой. Он вспомнил, как долго пришлось ему искать подходящее стёклышко для секрета, и потому решил тот фантик вынуть, а Витькин подложить. Мальчик подошёл к рябиновому кусту и откопал свой секретик. Коровка всё так же хрумкала траву и не догадывалась, что сейчас ей предстоит лишиться своего тайного укрытия.
«Я играю на гармошке…» – доносился из чьей-то радиоточки шепелявый мальчишеский голосок. «…Почему я весёлый такой…» И детский хор радостно подпевал: «Даба-даба-даба-да!»
Костику стало совсем грустно. Вспомнилось, как он вчера за ужином неожиданно получил от мамы эту конфету и обрадовался. Как обрадовалась мама, когда он обрадовался. Как он развернул фантик и положил его в кармашек. Как надкусил конфету и начал жевать. Начинка в ней оказалась вязкая и сладкая, пахнущая топлёным молоком. Её приходилось переворачивать языком, с усилием разлеплять челюсти, представляя, что так и жуёт корова. Конфета была вкусная. Конфета была мамина…
Подняв с земли Витькин фантик, он снова посмотрел на Красную Шапочку. И правда, ничего похожего на Лену Черкасову…
Нижняя губа у мальчика начала подёргиваться, но он прикусил её и, решительно забросав землёй и травой свой секретик, поспешил во двор.
Витька качался на качелях. Он раскачивался сильно-сильно. А в самой высокой точке по инерции чуть отрывался от сиденья, потом шлёпался обратно и летел вниз. И старые качели скрипели: «скри-и-ип», когда он двигался вперёд, а потом стучали: «щёлк», когда он откачивался назад.
– Забери, Витька, свой фантик.
– Чегой-то? – удивился Витька, не переставая раскачиваться.
– Не надо мне твоего фантика, – насупился Костик.
– Ну и выброси его. Яблоко-то я уже съел!
Костик в этом и не сомневался. Он тоже сразу бы съел яблоко. Отвернувшись, он как бы невзначай, негромко и неубедительно проговорил:
– Мне таких конфет мама купит. Завтра…
– Ха-ха-ха! – противно засмеялся Витька. – Купит, жди! Нет у неё денег. Вы же нищие. И отец вас бросил! Твоя мамка – неудачница.
Костик не знал, что такое «нищий», но догадался: это что-то очень обидное и для него, и для мамы. Он слышал оглушительный, унизительный хохот Витьки… И качели твердили: «Скрип – щёлк, скрип – щёлк», будто повторяли: «ни-щий, ни-щий».
Кровь бросилась в голову Костика. Ладони сами сжались в кулаки, смяв теперь уже никчёмный фантик. Он подскочил к качелям и повис на поручне. От неожиданно резкой остановки Витька вылетел с сиденья и шлёпнулся, перепачкав новую куртку и зачерпнув ртом грязного песка. Он рассвирепел и бросился на Костика. Обхватил его одной рукой за шею, а второй начал бить куда попало. Пару раз даже стукнул ему коленом в живот. Малыш уворачивался, да Витька, понятно, был сильнее. Костик мычал от боли, не умея сдержать слёзы, и пытался в отместку если не ударить, то хотя бы ущипнуть Витьку. А тот уже занёс кулак, чтобы врезать Костику прямо по носу, но тут услышал голос Лены Черкасовой:
– Ты за что его дубасишь, Синецкий?
Витька оглянулся, и этого мгновения хватило Костику, чтобы высвободиться. Он отскочил на несколько шагов, но не убежал: вдруг Лена бы подумала, что он струсил?
Оба мальчика поражённо уставились на девочку: Лена стояла, одетая в голубое платье с кармашками в оборочках, а на голове – пламенно-красная панамка, из-под которой выбивались медного цвета волосы.
– Оборзела мелюзга! – строя из себя взрослого, отряхиваясь и сплёвывая песок, проговорил, наконец, Витька. – Куртку, гад, испортил. А чего, ты этого хлюпика защищать будешь? Влюбилась, что ли?
– Дурак ты, Синецкий, – бросила Лена и сурово добавила: – Нашёл с кем сладить! Я всё твоей маме скажу!
– А я фигу покажу! – храбрился Витька, но глаза его забегали.
Лена подошла к Костику и спросила:
– Говори, что случилось?
Костик опасливо и ненавидяще посматривал на Витьку, утирая рукавом слёзы и сопли. Лена, оценив его состояние, повела мальчика прочь от качелей.
– Тили-тили-тесто, жених и невеста, – услышали они насмешку себе в спины. Костик опять было вспыхнул, но увидев, что Лену совсем не обидела эта дразнилка, только крепче сжал её руку. Руку доброй и заботливой Красной Шапочки.
– Давай я тебе сначала чего-то покажу, – сказал Костик и повёл её к рябинам за домом.
***
Синецкий смотрел, как они уходили, и машинально тёр ладонями запылившуюся куртку. Дать бы вдогонку пинка этому Костику – куцему хвостику, да не хотелось связываться с Черкасовой.
…Ленка нравилась ему с Нового года. В конце декабря намело огромные сугробы, а потом вьюга утихла и чуть потеплело. Ребята всем двором высыпали строить снежную крепость, потом разделились – девочки за стеной, а мальчишки – снаружи. И кидались снежками друг в друга. Стена высокая, метра полтора, потому для девчонок сделали специальные бойницы, чтоб им удобно кидаться было. Да ведь тут главное, чтобы и тебе снежком в нос не прилетело. Старший, Юрка Ларин, строго-настрого предупредил пацанов, чтобы крепкие комки не делали, а то он им потом голову оторвет, если что. Юрке верили и за свои головы опасались, потому «от души» стрелять по крепости не получалось. И в такой игре не было задора, пока Юрка Ларин не крикнул: «На штурм!» Под непрекращающимся «огнём» шестерых девчонок ребята бросились на снежную стену и стали лупить её руками и ногами, карабкаться наверх и крушить. Витька взобрался на стенку первый, спрыгнул на другую сторону и случайно повалился прямо на Черкасову; они оба упали на утоптанный снег. Витька ткнулся носом в пушистую обледеневшую шапку Ленки, а ладони легли на её плечи. Ленка сейчас же скинула мальчишку в сторону, вскочила и, смеясь, уже лепила новые снежки и кидала их в наступавших. А Витьку словно оглушило; он всё лежал и почему-то не мог подняться. Замерзшие щёки вдруг запылали жаром. К нему подскочил Юрка, что-то сказал, тряхнул, протянул руку и помог принять вертикальное положение.
Витька отошёл к почти развалившейся стене и глядел, как ребята доламывали тугие снеговые комья, отталкивая пытавшихся им мешать девчонок. И Ленку пихали тоже. А она хохотала, визжала, рыжие волосы выбились из-под шапки и сияли в лучах неожиданно выглянувшего солнца.
Через пару минут наваждение прошло, и Витька бросился помогать своим товарищам, да поздно – кругом уже валялись лишь разбитые груды снега.
Что-то сломалось с того случая и в Витькиной голове. Нет, жизнь бежала, как и раньше. Только в ней будто стало как-то больше Черкасовой. Она училась в четвёртом «А», а он – в пятом «А». Теперь он на каждой перемене старался быть у Ленки на виду, всячески – как мог – привлекал внимание, за что неоднократно был бит учебником по голове. Но глупо гоготал после этого и опять и опять чудил, задирался и дразнился. То есть делал всё, чтобы никто не смог его заподозрить в симпатии к этой девчонке.
Только почему-то, когда весь февраль на уроках труда мальчишки делали скворечники, Витька изо всех сил старался: пилил, стругал, ошкуривал дощечки, сколачивал птичий домик – и очень хотел подарить его Лене на женский день. Представлял, как она обрадуется! А потом, может быть, они вместе будут вешать его во дворе…
Скворечник получился неказистый, но, как сказал «трудовик» Руфим Сергеевич, «для птичьей жизни годный». И даже поставил пятёрку. Однако порадовать Лену Синецкому не удалось. Как раз перед праздником она заболела и две недели не появлялась ни во дворе, ни в школе.
Витька тогда психанул и попросил отца прибить скворечник на даче. Постепенно горечь несбывшихся планов сошла; Черкасова приступила к учёбе, и потребность мелькать у неё перед глазами вновь одолела пацана. И с той поры не отпускала.
Он сегодня и куртку эту новую надел, чтобы перед Ленкой пофорсить. Ткань курточки вся такая непромокаемая, а кармашки застёгиваются белыми пластмассовыми замочками-молниями. Не страшен ни дождь, ни ветер. Со всех сторон на ней нарисованы голубые парусники, золотые старинные штурвалы и остроконечные коричневые башни, увенчанные флажками-флюгерами. А между рисунками витиеватыми зелёными буквами написано не по-нашему. Надел – и сразу почувствовал себя капитаном пиратов!
Правда, с утра дождя не намечалось. Начинался обычный денёк безоблачного детства. И так было хорошо!..
А этот гадёныш Коська всё испортил. Налетел ведь как зверёк.
«А что, я разве неправду сказал? Я только мамины слова повторил!» – думал Синецкий. А ещё думал, что мамка эту куртку купила ему к первому сентября. И не за так! Он её, можно сказать, заработал. Полтора месяца в деревне у старой бабы Настасьи грядки окучивал, огород полол, овец загонял, воду носил. Потому как деда у неё нету. Погиб на войне, будь она неладна. Зато уж и наелся Витька бабы Настиных сочных груш да огромных сахарных яблок «белый налив»!..
Если честно, бабушка – добрая душой – Витьку жалела и отпускала гулять к местным. И, бывало, он возвращался домой поздно, даже забывая про еду. Но когда родичи забирали сына обратно в город, рассказывала им только хорошее про его поведение. Синецкий даже засмущался.
И вот куртка в грязи. И карман, карман порвался! Бегунок от молнии куда-то упал и сгинул. Обнаружив такую беду, Витька бросился руками разгребать песок на месте своего приземления возле качелей. Не нашёл. Представил, что скажут родители. Они не бабка Настасья… А если ещё Черкасова про драку накапает…
Опасения снова пробудили злость в парнишке. Он вскочил и побежал за дом, где должны быть Лена и Коська. Выглянул из-за угла.
Они сидели возле куста молодой рябины и что-то разглядывали под корнями. У Витьки колотилось сердце; с трудом он заставил себя обождать, пока ребята расстанутся. Но они не расстались, а решили вместе вернуться во двор с противоположной стороны дома. Пошли, держась за руки…
Едва парочка скрылась за углом, Синецкий в два прыжка подскочил к рябине. Тайничок был завален листиками и травой, но обмануть Витьку такая несерьёзная маскировка не могла. Он кинулся разгребать рыхлую землю, и неожиданно его пронзила резкая боль. Синецкий отдёрнул руку: из порезанного пальца закапала кровь. Витька сорвал лист подорожника и приложил его к ране в надежде так остановить кровотечение. Никогда это не помогало, но детская уверенность в волшебном листике была неколебима. Зажав в кулак ладонь с раненым пальцем, Витька продолжил раздвигать землю уже носком сандалий.
Блеснуло стекло, а под ним лежала картинка – бурый фантик с нарисованной коровой.
«Секретики» он делает! Нашёл чем Черкасову удивить!»
Только вот Лена-то ушла с Коськой, держа того за руку…
А коровка щипала траву, отвернувшись от Витьки. Он сверлил её взглядом, а потом поднял ногу и каблуком сандалика изо всех сил стукнул по стеклу.
Оно треснуло на мелкие осколки. Фантик порвался. Взметнувшаяся пыль осела.
Вдруг заныла поцарапанная щека. Синецкий отвернулся от рябинового куста и заплакал.
***
Лена считала себя счастливым человеком. Она жила с самой красивой мамой и самым добрым папой. Папины родители проживали в деревне, а мамины – вместе с семьёй Лены. А сестра маминой мамы – в самой Москве! И в каникулы дочку отправляли погостить то туда, то сюда. Все души не чаяли в девочке и ни в чём не отказывали. А ей много и не нужно. Она считала, что главное – чувствовать любовь ближних и радоваться жизни.
Солнце ли светит, дождик ли идёт, во дворе ты или дома, играешь или учишься – знай, что всё к лучшему, и так и будет!
В компании сверстников ей всё удавалось лучше остальных. Она была и ловкая, и удачливая. Правда, если она предполагала, что в чём-то не станет первой, то просто не вступала в такие игры.
А ещё ей нравилось совершать хорошие поступки. Даже без расчёта на благодарность. Это же так здорово – другим помогать! Вот и сейчас мысленно поставила себе плюсик за доброе дело: помогла Костику освободиться от этого хулигана Синецкого.
И ведь во дворе же Витька и с пацанами почти не дерётся, и с Леной вроде дружно играет. А в школе последнее время её доставал. Да ещё при одноклассниках. Ну не нахал? Озорник, конечно, и троечник. Его и в пионеры приняли лишь потому, что родители – какие-то начальники на заводе-шефе школы. Но уж бить маленьких… Что на него нашло?
Лена вела Костика за руку вдоль цоколя здания, когда мальчик вдруг задал вопрос:
– А что значит «нищий»?
Девочка остановилась и, глядя малышу в лицо, спросила:
– Тебя так Синецкий назвал?
Костик опустил голову:
– Он это про нас с мамой сказал.
– Синецкий по глупости чего только не ляпнет! Ты не думай об этом.
– А о чём надо думать?
– Только о хорошем. Хочешь, я тебе свой секрет открою?
У Костика расширились зрачки глаз, и он медленно кивнул.
– Если загадать что-нибудь сильно-сильно… Только не говорить никому… Тогда точно желание сбудется! Ну вот, смотри! Лишь тебе, по секрету… – Она приблизила лицо к его уху и прошептала:
– Пусть из подъезда сейчас выйдет кошка!
Лена и Костик обернулись к открытой двери ближнего подъезда. Прошла минута, вторая, третья. Лена сжала губы и округлила глаза от напряжения.
И кошка, серая с чёрными полосками и рыжими подпалинами на животе, действительно показалась из-за покосившейся коричневой двери с оборванной пружиной, грациозно перемахнула через низкий штакетник цветника и исчезла в зарослях сиреневых флоксов.
Костик изумленно раскрыл рот. А Лена задрала нос и сказала:
– Ничего удивительного. Так и должно быть.
– А если я загадаю, чтобы ты стала моей сестрой?
Девочка захлопала ресницами и смущённо произнесла:
– Нет, Костик, мы просто друзья, а сестру могут тебе родить только мама с папой.
И тут Лена осеклась и покраснела: она вспомнила, что у Костика нет папы. Мальчик опять повесил голову. Лена мысленно себя обругала и теперь не знала, как исправить положение. Но Костик неожиданно повеселел.
– Тогда я загадаю… – начал было мальчик, но запнулся, чтобы не сказать желание вслух. Он зажмурился, сжал веки сильно-сильно, показывая скорее самому себе, как горячо хочет исполнения задуманного.
«А если он пожелал… обрести папу?!» – предположила Лена. Она смутилась ещё больше. Конечно, ей-то всегда везло. Всё выходило, что загадывала. А как это сработает у Костика?
Мальчик заметил изменившееся выражение её лица. Его личико тоже вытянулось, и он осторожно спросил:
– У меня не получится?
– Да что ты, что ты. Всё получится. Только не рассказывай никому!
Но Костик почувствовал, что она как-то чересчур уверенно это говорит. На его глаза навернулись слёзы. А Лене почему-то стало стыдно…
– Костик, не расстраивайся! Ты верь! Сбудется всё, что очень желаешь! Ну как мне сделать, чтобы ты поверил?
Девчушка с досады взмахнула руками, потом вдруг достала что-то из кармашка и протянула готовому разреветься Костику. И он увидел: на ладони девочки лежала конфета «Красная Шапочка».