Анна Маркина
Я бы хотела, чтобы Сиррекот встретился ей. Тогда бы она перестала переживать о маленьких вещах, которые казались большими. О счетах в банках, о ремонте, о трещинках на руках. И о том, что я не стану бухгалтером или инженером, когда вырасту, ведь я уже выросла и не стала. Она бы поняла все о Зефировой Горе и о том, почему лодки плывут на восток, прекратила переживать и не заболела.
Перед тем, как я встретила Художника, я была очень взрослой и серьезной. Просыпалась по будильнику, чистила зубы щеткой на батарейках и готовила себе овсянку. Мне никогда не нравились щетки на батарейках – будто в рот к тебе жужжащего шмеля запустили. Но у моих преуспевающих друзей у всех как на подбор были такие щетки. Еще у них были машины, телевизоры в каждой комнате, тренажеры, микроволновки и всякое такое. Мне тоже хотелось быть преуспевающей, как они, поэтому я купила себе жужжащую щетку и уже подумывала о втором телевизоре. И овсянка мне тоже не нравилась, а нравились шоколадные торты. Но мне же в детстве объяснили, что нельзя есть на завтрак сладкое, а надо есть клетчатку. И, желательно, без соли и без варенья. Потому что так полезнее. И я ела самую правильную овсянку и чистила зубы самой дорогой щеткой. Мне и просыпаться не хотелось из-за этой овсянки и щетки. Но я была взрослой, а это, знаете ли, обязывает.
Как и все серьезные люди, я ходила на работу.
Когда я была маленькой, я думала – у меня будет совсем другая работа. Мне хотелось стать надевателем носков. Таких, представляете, больших носков с узорами и с оленями, которые вязала моя бабушка. Вот начинает человек замерзать на автобусной остановке или в горах, а я тут как тут с теплыми носками и ну надевать их на замерзающие ноги. Чтоб люди не схватили насморк или бронхит. Очень полезная была бы работа. Но мама мне объяснила, что это никак невозможно, что бабушкиных носков на всех не напасешься. А мне лучше стать бухгалтером или инженером и не забивать голову глупостями.
Тогда я научилась красиво складывать слова в предложения. Я училась этому долго-долго, запомнила миллион правил и перечитала тысячи книг. Среди них было много длинных и занудных. Если одну из таких больших книг случайно уронить на ногу врагу, то ему станет очень неприятно, будьте уверены. Читать большие книги не слишком весело, они и без шуток, и без картинок. Но мне все равно нравилось. И еще я выучила наизусть одно стихотворение на латыни. Мне хотелось придумывать истории с такими героями, которым бы в самый ответственный момент кто-нибудь дарил шерстяные носки. Но мои истории с носками никому не были нужны.
Как-то я собрала друзей и прочитала им одну из моих историй. Друзья переглянулись, им не хотелось меня обижать, но было видно, что им не понравилось. Самый смелый и честный друг сказал:
— Это не слишком умная история, — и виновато улыбнулся.
— Почему? — обиженно уточнила я.
— Потому что это несовременно. Твой герой слишком уж радуется, когда ему подарили носки. Подумаешь, носки! Он мог сам сходить в магазин и купить их. Носки – это все-таки не машина. – И все мои друзья закивали в знак согласия.
— Такие носки в магазинах не продаются, — огрызнулась я, — и в этот момент они были ему очень нужны, ведь он замерзал на остановке.
— Вот именно! – Мой друг даже погрозил указательным пальцем для убедительности. – Если бы у него была машина, ему бы не пришлось каждый день ждать автобус и мерзнуть.
— Да, да, — согласились остальные, — если бы ему подарить машину, а не носки, история бы стала более современной.
В общем, ничего они не понимали в важности теплых носков.
Я отнесла свою рукопись в издательство. И когда ее там прочитали, мне назначили встречу. Я так волновалась, что пришла раньше на целый час. Мне велели посидеть в приемной, где ждали другие авторы.
— Настоящие писатели! — Обрадовалась я, ведь я никогда не видела так близко живых писателей, только в журналах или по телевизору.
И я спросила у соседа:
— А Вы тоже написали книгу?
— Уже двадцать вторую по счету. — Ответил сосед.
— И все они изданы? – Удивилась я.
Очень известный, наверное, писатель, если у него столько книг.
— Изданы только девятая и шестнадцатая, все остальное не подошло, — покачал он головой.
— Почему не подошло?
— Потому что когда я придумал роман о моряках, брали только романы о летчиках. А когда я написал роман о летчиках, им нужны были уже не романы, а рассказы, и не о летчиках, а о животных. Тогда я стал работать над рассказами о волках, но когда закончил, мне сказали, что теперь все пишут о котах, а потом и коты вышли из моды. У меня постепенно набрался целый ящик рукописей о волках, котах, дельфинах, жирафах, свиньях, коршунах и медвежатах. Но про свиней я удачно угадал, это была моя девятая книга, ее напечатали.
Я, конечно, расстроилась из-за таких новостей. Чего уж, а о свиньях я ни за что не согласилась бы писать. Но я постаралась не подавать виду, чтоб собеседник не обижался.
— А шестнадцатая была про что?
— Про инопланетян. Причем про дружественно настроенных. В тот год все сочиняли про инопланетян, но про злых. Про тех, что воевали с человечеством. А в мире как раз началась одна небольшая война, ее и так постоянно обсуждали. Людям хотелось забыть про войну и читать про добрых инопланетян. И моя книга была очень популярна целых два месяца.
— Понятно. А сейчас Вы о чем написали? — полюбопытствовала я, хотя разговор уже начинал меня сердить.
— О диванных ножках. – Пожал плечами собеседник с очень равнодушным видом, будто в этой теме он ни на йоту не сомневался.
— Как! И Вы написали о диванных ножках! – Воскликнула старушка из кресла в углу. – Значит, возьмут кого-то одного. Зачем им две истории о диванных ножках?
И старушка, и мой сосед погрузились в раздумья. Наверно прикидывали, чья история о диванных ножках больше понравится издателю.
— А я написала о человеке на остановке и о том, что ему подарили носки, — сказала я.
Сосед посмотрел на меня с сожалением и развел руками. А старушка крякнула из своего кресла в углу:
— Носки – это прошлый век, это неинтересно. О них уже все писано-переписано.
И знаете, так меня весь этот разговор возмутил, что я даже не стала дожидаться своей очереди.
Итак, истории мои были никому не нужны. И мне пришлось поступить на серьезную работу. Я ведь уже была взрослой, а взрослым не следует носиться со всякими глупостями, так меня научили. А следует заниматься вещами общеполезными, и чтобы они еще приносили доход. Иначе ты – неправильный взрослый, и друзья от тебя отворачиваются. Им кажется, что они тебя переросли.
Я работала в офисе в самом центре города. Офис был просторный, чистый, с огромными окнами, стеклянными дверями, белыми кожаными диванами и сотрудниками в костюмах.
У меня было свое рабочее место: белый стол и черный стул на колесиках, компьютер, цветная чашка и целая гора бумаги и ручек. Я сочиняла тексты для поздравительных открыток. Это, конечно, не носки дарить, — думала я поначалу, — но тоже приятно, пиши себе добрые поздравления, чтобы люди радовались, и доход еще за это получай. Можно будет скоро купить второй телевизор или новый костюм.
В первый же день мне дали задание – пожелать счастливого пути. Ну, знаете, чтобы человек мог уехать в путешествие или командировку с легким сердцем, дескать, тут его любят и ждут и желают, чтобы все у него было замечательно.
Я скорее схватила ручку, бумагу и написала:
Мир тебе я желаю постигнуть,
пообедать со встреченным тигром.
И медведя узнать косолапого,
чтоб пожать ему бурую лапу.
Пусть все будет легко и забавно,
посиди на ветвях баобаба.
Покорми крокодила печеньем.
Я желаю тебе приключений!
Очень мне понравилось, как я написала. Весело получилось, без занудства и поучительного тона. И я гордо положила этот текст на стол к начальнику.
Начальник просмотрел его за две секунды, снял очки, и во взгляде его сверкнула молния:
— Вы спятили, три тысячи слонов!
Я так удивилась, что не смогла и слова выговорить в ответ.
— Это совершенно ненормально. У Вас точно все в порядке с головой? – Более участливо поинтересовался начальник. – У Вас мозги не зацементированы?
Я потупила взгляд и стала представлять, кто и при каких обстоятельствах мог незаметно мне зацементировать мозги. Может, пока спала? Очень уж начальник был убедителен.
— Вы желаете бедному путешественнику пообедать с тигром! Вы понимаете, какое это безобразие? Вы понимаете, что тигр съест человека? А если не съест, то его прикончит бурый медведь или крокодил, вы не оставили бедняге ни единого шанса.
Я по-прежнему стояла, потупив очи.
— Вы что, мышь проглотили? – Отчитывал меня начальник. – Почему Вы молчите?
— Потому что я не согласна. Тигры и медведи разные бывают, не все склонны к поеданию путешественников. – Объяснила я.
— Может, и не все. Но у нас открытки про рядовых людей и про рядовые случаи. А в рядовом случае сожрут и не подавятся. – Отрезал он. – А баобаб? – Гроза не унималась. – Какой порядочный человек полезет на баобаб?! Как он потом в глаза жене будет смотреть?
— Так он же один полезет, а не с чужой женщиной! Вот если бы с женщиной, тут было бы на что обижаться…
— Порядочные люди по баобабам не лазят. Хоть одни, хоть с женщинами. – Решил начальник. – Пишите новый вариант о порядочных рядовых людях.
Я переживала, что начальник был такого недалекого мнения о тиграх, баобабах и рядовых людях. Но делать было нечего, следовало переписать пожелание. Я взяла зеленый карандаш и, поразмышляв несколько часов, подготовила новый текст:
Пусть поездка пройдет успешно
под закатами цвета черешни…
Ты смотри только там не болей
и назад возвращайся быстрей!
— А…! — Поприветствовали меня, когда я принесла второй вариант.
Пока начальник читал стишок, его лицо наливалось красным. Как раз дозрело до цвета переспевшей черешни, когда он поднял на меня глаза.
— Да, да, я был прав, три тысячи слонов. — Постановил он.
— В чем? – Почувствовала я недоброе.
— В том, что Ваши мозги похитили злые люди.
Но теперь я не сомневалась в себе. Я ведь понимала, что злые люди могут похить все что угодно, только не мозги. Потому что мозги – это как встроенная в кухню стиральная машинка, просто так не унесешь.
— А какому человеку с целыми мозгами придет в голову писать в поздравлении про болезни? – Негодовал начальник.
— Вы же сказали думать про рядовых людей. А обыватели в поездках по далеким странам часто заболевают. Так доносят новости.
— Чем они там заболевают на самом деле никого не интересует!
— Как же так! – Помрачнела я.
— Вы не должны употреблять негативных слов. Понимаете? Вы должны создать добрую атмосферу в своем пожелании. Пишите о природе, о здоровье, о тепле, о любви, о дружбе и о капели. Так все делают. – Велел начальник.
— Но зачем же я буду писать о капели, когда мне надо написать о путешествии?
— Напишите о природе в путешествии.
— Я уже написала о тиграх и баобабах, но Вам не понравилось!
— Прекратите огрызаться и отправляйтесь работать. – Так ответил мне начальник. И даже стукнул кулаком по столу.
Я разозлилась, что начальнику не нравятся мои идеи и что он так беспокоится о сохранности моих мозгов. И хлопнула стеклянной дверью.
Дело двигалось со скрипом. В третий раз я пожелала путешественнику, чтобы у него не случилось неприятностей и транспорт не сломался. Но начальник пояснил, что слова «ломаться» и «неприятности» негативные и использовать их нельзя, чтобы не портить человеку настроение. В четвертый раз я пожелала путешественнику повеселиться на славу, но начальник сказал, что тут попахивает вольнодумством, а жене путешественника лишнее веселье может не прийтись по вкусу. Тогда я написала так: «В предстоящей поездке желаю побыть на природе, набраться сил, застать теплую погоду и найти новых друзей. Люблю.»
— Вот это другое дело! – Сдержанно похвалил начальник. – Только добавьте в пожелание капЕль, с ней будет гораздо лучше.
Я добавила капЕль и открытку с моим пожеланием напечатали. С тех пор я пишу о природе, о здоровье, о тепле, о любви, о дружбе и о капели. Так все делают на этой взрослой работе. Пробовала написать о носках – завернули.
Однажды осенью, когда деревья сбрасывали шкуру, я проснулась, почистила зубы жужжащей щеткой, сварила овсянку и отправилась на работу. Я шла по широкой, засыпанной листьями аллее. И думала о том, что дворники сегодня ведут себя несерьезно, что они проспали и не убрали листья. Мне тоже хотелось проспать и забыть про тексты о дружбе и капели.
— Вы не могли бы немного постоять под этим ясенем?
Я осмотрелась и поняла, что на аллее нет никого кроме меня и уличного художника.
— Под этим? – Удивилась я и показала на ближайшее дерево.
— Под этим. – Одобрил художник.
Он сидел на лавочке с кистью в руках и писал картину. Шарф был намотан до самых ушей, так что лица почти не было видно, только огромные глаза.
— А зачем? – Поинтересовалась я.
— Чтобы на вас выгодно упал свет.
— Вы хотите меня нарисовать?
— Нет. – Сказал художник.
Мне стало обидно, что художник не хочет меня рисовать, а только дергает меня по пустякам.
— Некогда мне представать перед вами в выгодном свете. Я человек занятой, мне надо на работу. – Отрезала я и пошла дальше.
Но весь день мысли о странном художнике не давали мне покоя. Не следовало быть с ним такой грубой.
На следующее утро я вышла пораньше. И опять на аллее увидела его.
— Хочу извиниться за вчерашнее, — сказала я. – Я была груба, потому что спешила. Давайте я постою под ясенем пять минут в качестве извинения? Сегодня у меня есть время.
Художник опустил кисть и внимательно поглядел на меня. У него были большие глаза и большие руки.
— Стоять под ясенем – это не наказание.
— Но вы же будете довольны, если я здесь постою?
— Нет, не буду.
— Зачем же вы тогда просили меня об этом вчера?
— Вчера было другое дело. — Покачал головой художник. – Вчера был особый свет. Но вы его упустили, потому что вы человек занятой и вам надо было на работу. Под один ясень дважды не войдешь.
Я опять рассердилась. Он совершенно не умел поддерживать вежливую беседу. Я хотела уйти, но подумала о том, что придется лишнее время сидеть за белым столом в офисе. Вот уж чего не хочется.
— Ну и пусть. – Сказала я.
И встала под дерево, скрестив руки на груди. И засекла пять минут. Художник сосредоточился на картине и перестал меня замечать.
— Пять минут прошло, мне надо на работу. – Поставила я его в известность.
Но мне очень хотелось как-то утереть ему нос, поэтому я добавила:
— Ясень не река. Я, между прочим, дважды вошла под него.
— Этот не тот ясень.
— Очень даже тот. Я отлично запомнила его. Он растет прямо напротив лавочки.
— Вы его запомнили отвратительно, — поморщился художник. — Вчера на нем еще было четыре тысячи двести двадцать два листка, а сегодня только три тысячи шестьсот. Посмотрите, как он изменился. Я уж не говорю о том, что вы уже не та.
— Очень даже та! – Возмутилась я.
— Вчерашняя вы не опаздывает на работу. А сегодняшняя уже опоздала на три минуты. – Был ответ.
Я взглянула на часы и поспешила на работу. В самом деле, опаздывала.
Художник рисовал на аллее каждое утро. Надо признаться, он меня раздражал. Очень он казался далеким и высокомерным. Но я почему-то не могла пройти мимо, не заговорив с ним.
— А вы настоящий художник? – Поинтересовалась я при следующей встрече.
— Что значит «настоящий»? – Художник посмотрел на меня вопросительно, будто и в самом деле не понимал, о чем идет речь.
— Ваши картины продаются?
— У Вас обо всем в мире превратное представление. – Разозлился он. – Вы ничего не понимаете в ясенях, свете и настоящих творцах.
— Всем известно, что если картины художника никому не нужны, то он ненастоящий. Он просто неудачник, который возомнил себя художником. – Сказала я, ведь именно так меня научили.
Художник взглянул на меня, как на надоедливую осу, жужжащую вздор. Тогда я добавила:
– С писателями точно также. Вот мои истории никому не нужны, поэтому я ненастоящий писатель.
— А если ваши истории начнут покупать?
— Тогда я почувствую себя настоящим писателем. – Рассудила я.
— Принесите завтра одну из ваших историй. – Велел художник и сосредоточился на созерцании ясеня.
На работе вместо текстов для открыток я написала короткую историю для художника:
История про Художника и Прохожего, написанная мной
Художник каждое утро сидел на лавочке и писал картины. Однажды прохожий заметил, что художник ненастоящий.
— Вы ненастоящий художник, — крикнул прохожий.
— Это вы ненастоящий прохожий, — крикнул художник.
— Я настоящий, — растерялся прохожий. – У меня и ботинки настоящие, и пальто. А у вас даже лавочка ненастоящая, я уж не говорю про картины.
— А Вы посидите со мной и присмотритесь. – Предложил художник.
Прохожий задумался:
— Отчего же не посидеть?
И он устроился на лавочке и вгляделся в картины.
— Ну как дела? – Осведомился художник.
— Сижу-смотрю. — Коротко ответил прохожий.
— Значит, лавочка настоящая, раз вы на ней сидите? – Уточнил художник.
— Получается, что так.
— И картины настоящие, раз вы на них смотрите?
— Получается, что так. – Согласился прохожий.
— Тогда почему же вы говорите, что я ненастоящий художник?
— Я думаю, что картины вы украли. – С сомнением пробормотал прохожий.
— Почему вы так полагаете?
— Потому что ненастоящий художник не мог написать такие настоящие картины!
— — — — — —
Вот какую историю я придумала и принесла моему новому знакомому на аллею.
— Я у вас ее куплю. – Сказал художник.
И, протянув мне несколько крупных купюр, спрятал листок себе во внутренний карман.
— Ну как вы себя чувствуете? – Поинтересовался он.
— Неудобно. Моя маленькая история вряд ли стоит таких денег. – Призналась я.
— Разве вы теперь не считаете себя настоящим писателем? – Улыбнулся художник. – Ведь сегодня ваши истории начали покупать.
— Я не уверена, что история вам понравилась. Вы ее купили, чтобы доказать, что не в деньгах дело. Возможно, дома вы ее порвете на кусочки и выбросите в мусорную корзину.
— Такое может случиться. – Кивнул художник.
— Вы совершенно несносный человек. – Так я ему сказала. – Вы не имеете права порвать мою историю! Верните назад.
— Имею. – Опять улыбнулся художник. – Я за нее заплатил. Не следовало отдавать то, что для вас важно, первому встречному.
О, как невыносим был этот человек. Так бы и завязала ему рот его длиннющим шарфом, чтобы он слова не мог вымолвить.
Несколько дней я не обращала на художника внимания и ходила мимо него на работу, задрав нос.
— Эй! – Окликнул меня художник на третий день.
Но я проигнорировала его. Тогда он догнал меня и придержал за локоть.
— Не выбрасывал я вашей истории, я ее сохранил. Хватит дуться, а то вы станете, как шарик, и улетите под облака.
— Я не дуюсь.
— Вот что… Сегодня особый свет. Вы не пойдете на работу.
— Еще как пойду!
Указывать он мне еще будет.
— Я начну Вас рисовать. – Локоть он так и не отпустил. – Я буду вас рисовать и рассказывать о важных вещах.
Я стояла посреди дороги в нерешительности.
— Встаньте под ясень. Мы должны успеть, пока он не заснул. На нем осталось всего девятьсот сорок три листика.
— Деревья не спят. Что это вы выдумываете? – Пробурчала я. – Они просто сбрасывают листья на зиму. Они не умеют видеть сны.
— Ошибаетесь. Вы ничего не понимаете в деревьях. Именно они нас научили сновидениям.
Вот, что мне рассказал художник.
История о том, как деревце научило человека видеть сны
Очень давно, когда время еще было не поймано, когда человеку не надо было спешить на работу, он вышел из пещеры.
Он увидел серые камни, изумрудную траву, пугливых насекомых и одно тонкое деревце.
Человек прошелся по камням, полежал на траве, погладил божью коровку и сорвал с деревца один листочек.
Камни, трава и насекомые никак не реагировали на человека, а деревце вздрогнуло от его прикосновения.
— Больно. – Возмутилось деревце. – Вы очень грубы.
— Я не знал, что вам больно. – Извинился человек. – Я думал, что вы бесчувственны, как булыжник.
— Сами вы неотесанный булыжник. – Огрызнулось дерево и выпрямилось во весь рост.
— А чем это так хорошо пахнут ваши листья? – Спросил человек, растерев листочек на пальцах.
— Мои листья пахнут заморскими ливнями и летней жарой, большими животными, проходившими мимо, и спавшими на моих ветвях перелетными птицами, дыханием степей и терпкими закатами. – Сказало дерево. – А еще они пахнут диковинными краями, потому что родилось я далеко-далеко.
— Где это, далеко-далеко?
— Там, где у людей кожа другого цвета, где полгода на земле лежит белый тающий песок, где рыскают туда-сюда дикие кошки, и где много высоких пушистых деревьев, таких, как я.
— Все вы сочиняете. – Вздохнул человек. – Не бывает никаких диких кошек и людей с другой кожей. Я тысячи раз выходил из моей пещеры, бегал на разведку, но не встречал ничего, кроме камней, травы, насекомых, озер, и вас, деревце.
— Тебе не хватит сил, чтобы дойти до диковинных краев. – Сказало дерево. – Но если ты понюхаешь мой листочек, ты сможешь увидеть их во сне. Мои листья хранят память о доме.
— Как это, во сне? – Не понимал человек. – Я вхожу в сон на закате и сразу же выхожу из него на рассвете. Я проглатываю время, зато наполняюсь силами. Разве можно во сне увидеть много высоких деревьев?
И человек заснул под тонкими ветвями, понюхав сорванный листок, и увидел снег, когтистых кошек и пушистые леса.
— Мне понравился твой дом, — сказал человек, когда проснулся. – Особенно белый тающий песок и другие деревья. Их было так много, что не пересчитать. Я хочу с ними дружить и разговаривать. Дай мне еще один листочек, чтобы мы снова увиделись этой ночью.
— Зачем тебе много других деревьев? – Зашелестело деревце. – Ты можешь разговаривать и дружить со мной.
— Ты всего лишь невзрослое маленькое деревце, и ты одно. А они большие и красивые и их много.
— Зато я настоящее, и живу рядом, у самого входа в пещеру. А они далеко, и им нет до тебя дела. К тому же я вырасту, стану большим и сильным деревом и буду приносить плоды, прятать тебя от зноя, шептать тебе колыбельные. Не ходи к ним.
— Это еще сколько ждать. – Махнул рукой человек. – Не для того я живу на свете. Я хочу сразу подружиться с сильными и могущественными деревьями. И чтобы их было побольше.
И человек сорвал новый листок и ушел спать в пещеру.
Дерево вздрогнуло и заплакало.
Человеку снились высоколобые статные леса. И человек бродил по снегу, раскланивался с каждым деревом, перебрасывался парой незначительных фраз и думал: «Какой я интересный человек, раз у меня в друзьях столько величественных деревьев!»
И он даже не заметил, что деревце, росшее у пещеры, загрустило. И поэтому на нем не появлялись новые листья. Триста шестьдесят четыре ночи человек видел сны. Триста шестьдесят четыре ночи деревце плакало по ночам, но отдавало человеку листья. И вот остался последний зеленый листок. На самой-самой высокой ветке.
Человек вышел из пещеры и сказал:
— Деревце, будь другом, наклонись и отдай мне последний листок. Мне надо увидеться с моими величественными друзьями. Иначе они забудут обо мне.
— Разве это друзья, если они забудут о тебе за один день? – Грустно спросило деревце.
— Да что ты знаешь о дружбе? – Крикнул человек. – У тебя и друга-то никогда не было. Если бы я не срывал время от времени твои листья, ты бы вообще было диким и всеми забытым сорняком!
— Ты прав. Я отдавало тебе листья и ждало, что ты однажды придешь ко мне и заплатишь за них любовью. И я было несчастно. Но теперь я ничего не жду взамен. И я счастливо, что отдаю тебе последнее.
Так сказало деревце. И опустило самую высокую ветку. И как только человек сорвал зеленый листок, деревце умерло.
И тогда деревья из диковинных краев увидели это во сне. И перед снегом стали сбрасывать все свои листья в память о дереве, которое умело дружить.
А человек научился видеть сны. Но теперь его мучила бессонница, потому что каждый раз на закате он думал о маленьком хрупком деревце, отдавшем ему последнюю каплю жизни и ничего не попросившем взамен.
— — — — —
Я слушала художника долго-долго и окончательно опоздала на работу. Тогда я позвонила в офис и притворилась больной. Хоть взрослые и не должны прогуливать, иначе их взрослость можно поставить под сомнение.
Помню, когда я была маленькой, мама вела меня в школу.
— Мам, а эти красные дома когда-то были кусачими красными тиграми. Но им хотелось стать ближе к людям, поэтому они превратились в камень. – Сказала я.
— А белые дома? – Спросила мама.
— Они были белыми львами. Но тоже хотели служить людям и превратились в камень.
— А серые?
— А серые были кашалотами, которые заглядывались на моряков. И ради них превратились в камень на берегу.
— А мы? – Вдруг спросила мама. – Мы были кем-нибудь до того, как стали тобой и мной?
— Ты, мам, была школой. А я была сильным морозом. И когда я гуляла по улицам, к тебе никто не приходил, все боялись заболеть. Поэтому теперь ты мне мстишь и ведешь в школу по такой холодрыге. – Объяснила я.
— Не выдумывай. — Рявкнула мама.
А я вот возьми и выдумай отличную историю.
— Аааа… — кисло сказал начальник в телефон, будто жевал крысиный хвост. – Что случилось?
— Я сегодня не приду. – Сказала я. – Заболела.
— Завтра выйдете?
— Постараюсь…
Начальник почувствовал неуверенность в моем голосе.
— У нас некому писать о дружбе. – Посетовал он. – Все поссорились.
— Из-за чего? – Удивилась я.
— Из-за того, кто будет на этой неделе писать о дружбе. – Ответил начальник.
— Я сильно заболела, у меня жар. В таком состоянии я могу писать только про тигров, львов и кашалотов.
— Нам надо о дружбе… — с сомнением произнес он.
— А можно о дружбе между тиграми, львами и кошалотами?
— Вы свои мозги на сковородке вместо яичницы сегодня поджарили? – Как всегда не забыл поинтересоваться о моих мозгах начальник.
Я хотела ему ответить, что я подозреваю, что он такой злой, потому что жует крысиные хвостики, пока никто не видит. Но серьезные люди так с начальством не разговаривают. Поэтому я промолчала.
— Ладно, приходите завтра и пишите о вашем зоопарке. – Буркнул начальник и повесил трубку.
Художник достал карандаш и взялся за дело. Я стояла под ясенем и рассматривала художника. Он снял шарф и отдал его мне, чтобы я не замерзла, и я впервые разглядела полностью его усталое, красивое лицо.
— История о том, что деревья видят сны… Это же сказка! – Сказала я.
— Нет, правда. Мне ее рассказал Сиррекот, а он говорит только правду. – Покачал головой художник.
— Кто такой Сиррекот?
— Этой мой особенный друг. Он спит в ванной, а ест только белые цветы, зефир и картошку. Иногда я сушу постиранное белье на его усах.
Так я впервые узнала о Сиррекоте. И, конечно, не поверила ни единому слову. Потому что никто не разрешит на своих усах развешивать белье, это всякому ясно.
— Знаете, почему я купил вашу историю? – Спросил Художник.
— Понятия не имею. – Ответила я. – Уж точно дело не в том, что она вам понравилась.
— Потому что я не хотел, чтобы вы отдали ее случайному человеку. Никогда не отдавайте важное легкомысленным людям. – Серьезно сказал он и пристально поглядел на меня. – Я раньше этого не понимал.
И художник рассказал мне еще одну историю.
История о художнике и красивой женщине
Художник был юн и тщеславен. Думал только о том, как написать великую картину. Однажды он пришел на выжженную землю и увидел один единственный колокольчик. Тогда художник стал приходить к колокольчику каждое утро. Он поливал его, рисовал и уговаривал окрепнуть. И цветок, окруженный заботой, стал подрастать. Но пришла красивая женщина и сказала:
— Подари мне этот голубой цветок, я вплету его в волосы и стану еще красивее.
Она была так хороша собой, что художник сразу влюбился в нее.
— Я пишу великую картину, — сказал он, — мне и самому нужен этот колокольчик. К тому же, я привязался к нему.
— А ты напиши выжженную землю и назови картину: «Здесь мог вырасти колокольчик, но его сорвали». Наполни картину своей печалью, и люди оценят ее.
И художник сорвал цветок и подарил любимой женщине. И сделал все, как она советовала.
Картину заметили. Ее выставили в одной из самых известных галерей. К ней подходили маститые критики и говорили:
— Как хорошо этот художник передал человеческую жестокость!
— Какой, должно быть, это был сильный цветок, если он вырос на мертвой земле!
— Это, без сомнения, самый прекрасный и самый печальный колокольчик в истории живописи.
А художник, разглядывая картину, думал о том, как он предал сильный цветок.
Тогда он решил написать новую вещь. Он подружился с маленькой старушкой и приходил каждый день работать над ее портретом. Маленькая старушка заваривала черный чай и надевала любимые красные бусы. Эти бусы ей пятьдесят лет назад подарил муж, но мужа уже не было на земле. А бусы остались. Однажды художник привел с собой в гости красивую женщину и женщина сказала:
— Укради эти бусы для меня, и я стану еще красивее.
— Я не могу, — ответил художник, — они должны быть частью моей будущей картины. К тому же, старушка – мой друг, я не хочу обижать ее.
— А ты назови картину «Старушка, у которой украли бусы, напоминавшие ей о муже» и вложи в нее все свое сострадание. Вот увидишь, люди полюбят твою работу.
И художник украл для любимой женщины бусы и сделал, как она советовала. Он написал портрет безутешной старушки. И критики заговорили о нем наперебой:
— Это укор всему человечеству. Какой негодяй мог так обидеть старушку?
— Художник отлично передал, как сильно она любила мужа!
— Сразу видно, как дороги были эти бусы!
А художник слушал, как его хвалят на каждом углу, смотрел на картину и думал о том, что он предал старушку.
Тогда он признался любимой женщине:
— Я очень несчастен с тех пор, как отдал тебе свое сердце.
— Но ты ведь хотел стать успешным художником. – Ответила она. – И я помогла тебе.
— Но я не хотел становиться плохим человеком. – Заплакал художник.
— Это все не имеет значения, — обняла его красавица, — теперь у тебя есть деньги и власть. Ты купишь мне много-много цветов и украшений, и я стану самой красивой женщиной в мире.
И художник, наконец, увидел, как она легкомысленна и тщеславна. И пожалел, что отдал ей колокольчик, бусы и свое сердце.
Тогда он написал свой портрет. И назвал его «Портрет бессердечного человека». Это была великая картина. Никто не мог пройти мимо, не подумав:
— Это очень жестокий человек.
— Лучше держаться от таких подальше.
А тот, кто узнавал в портрете самого художника, больше никогда с ним не разговаривал.
— — — — —
Мне стало грустно. Неужели он это рассказывал про себя?
— А что случилось с женщиной, которую любил художник? — Спросила я, поуютнее заворачиваясь в длинный шарф.
— Она сбежала, когда все отвернулись от художника. – Нехотя ответил он.
Я почувствовала, как мне на макушку приземлился листок с ясеня.
— Не шевелитесь! – Крикнул художник. – Вы сейчас совсем как цыпленок.
Не было ничего восхитительного в том, что меня сравнили с цыпленком. Но я послушалась.
Становилось холодно, даже шарф не помогал. Тогда художник позвал меня в гости пить горячий кофе и знакомиться с Сиррекотом. Все знают, что нельзя ходить в гости к чужим людям, но я пошла. Потому что как только художник рассказал мне свою историю, он перестал быть чужим.
Это здорово, когда человек перестает быть чужим. Иногда достаточно послушать его пять минут или посмотреть с ним на бабочку, или сыграть в шахматы. А иногда недостаточно и всей жизни, чтобы преодолеть расстояние в одну историю, одну бабочку, одну партию в шахматы.
Мы пришли к маленькому дому с большим садом на окраине города. Художник открыл хлипкую дверь и прошел на кухню, а мне предложил осмотреть сад.
В саду было много спящих сливовых и вишневых деревьев, которые видели сны о лете. А под одной из вишен лежал большой сиреневый зверь с желтыми полосками. Он был немного похож на аллигатора, но пушистого, с длинными крепкими усами и теплым хвостом. Я вначале испугалась, а потом подумала, что начальник был прав, когда спрашивал, все ли в порядке у меня с головой.
— Ты принесла мне белых африканских цветов? – Спросил зверь.
Он еще и разговаривал. Но я постаралась не терять самообладания:
— У нас такие не продаются.
— А зефира? – С надеждой поглядело на меня существо и улыбнулось всей своей зубастой пастью.
— Я не знала, что ты любишь зефир, — сказала я, — я принесу тебе его в следующий раз.
— Очень надоела картошка, — посетовал зверь.
— А мне надоело ее чистить! – Крикнул с кухни художник.
Вот, значит, Сиррекот… Действительно, существует.
— Он почти не дает мне зефира. — Пожаловался Сирррекот на хозяина. – Говорит, что есть сладкое вредно.
— Я тоже завтракаю овсянкой без варенья, потому что так полагается.
— А ты ешь овсянку с кусочками зефира, — посоветовал зверь. – Вряд ли кто-то из скучных людей додумается тебе это запретить. А лучше вообще не позволяй, чтобы скучные люди тебе что-то запрещали.
Я согласилась с этим замечанием.
— Ты подружилась с художником? – Спросил Сиррекот.
Он всегда говорил о самом важном. Это такая редкость в мире взрослых, что не сразу приспосабливаешься.
— Мы еще с ним не очень хорошо знакомы…
— Не бойся. Художник хороший. Только характер у него скверный. Но это потому, что его никто кроме меня не любит. И он ото всех прячет свое сердце. Давай ты тоже будешь любить его?
Вот какой бойкий был этот Сиррекот. Никакого представления о личном пространстве.
— Я не могу так сразу. Мы же с ним не очень хорошо знакомы. – Повторила я.
— Как у тебя все сложно. Знавал я одного мальчика, которому все казалось сложным.
История о мальчике, которому все казалось сложным
Этому мальчику заботливые взрослые объяснили, что жизнь – сложная штука, и он поверил и намотал на ус. Хотя усов у него тогда еще и в помине не было, просто так говорится. Очень был впечатлительный ребенок.
И когда другие дети предлагали ему пойти купаться на реку, он отказывался:
— Плавать нелегко. Как бы не утонуть. Лучше дома посижу.
А когда ему предлагали пойти покататься на велосипеде, он отвечал:
— Ездить сложновато. Можно упасть и сломать руку или ногу. Лучше понаблюдаю за вами из окна.
И даже когда его звали есть мороженое, он говорил:
— Есть мороженое опасно. А вдруг заболеешь и пролежишь в кровати целую неделю с температурой.
И дети думали, что с ними попросту не хотят играть. И перестали обращать внимание на впечатлительного ребенка. Поэтому он сидел дома один.
Однажды заботливые взрослые заметили это и спросили:
— А почему у тебя совсем нет друзей?
— Дружить – это дело трудное. – Ответил он.
— Почему? – Удивились взрослые.
— А вдруг друзья меня забудут и перестанут звать купаться, кататься на велосипеде и есть мороженое, и я буду слишком переживать об этом.
— — — — —
Художник тем временем сварил кофе и вышел в сад. Не будет ли холодно пить кофе в саду? Не лучше ли нам пройти в дом?
— Ты привел хорошую девушку. – Сказал Сиррекот своему хозяину. – Только она слишком взрослая и серьезная, несмотря на то, что похожа на цыпленка. И ничего не знает о важных вещах. Даже не подозревает, что можно завернуться в мой хвост, чтобы было тепло, и пить кофе под вишнями и сливами.
Пришлось нам с художником завернуться в сиреневый хвост с желтыми полосками и устроиться в саду. Но слова Сиррекота меня немного обидели.
— Вы постоянно говорите, что я ничего не знаю. Но это неправда. Я прочитала тысячи книжек и многие, надо сказать, были даже без картинок. И еще я помню наизусть стихотворение на латыни. – Возмутилась я.
— Но ведь ты ничего не знаешь о Зефировой Горе, о том, почему сложно доверять палочкам, и зачем лодки плывут на восток. – Вздохнул зверь и легонько пощекотал меня усами.
— О зефировых горах и о лодках я, и вправду, ничего не знаю. А вот палочкам мне и в голову не приходило доверять.
— Это говорит в твою пользу. – Улыбнулся Сиррекот.
— Но все равно, ты не имеешь никакого представления о важных вещах. – Добавил художник.
— Так расскажите мне! – Приказала я.
Да-да, именно приказала. Потому что меня рассердили упреки этой парочки.
— Рано тебе еще. – Сказали они в один голос.
Вредины.
Но Сиррекот все-таки рассказал мне о своем детстве и о Зефировой Горе после долгих уговоров.
История о Зефировой горе
Сиррекот не знал своих родителей. Он очнулся во время грозы в большом гнезде на краю скалы и увидел орлят.
— Братья! – Обрадовался маленький зверь.
— Ты нам не брат, сиреневая кошатина, кошатина, кошатина! – Запищали орлята, перебивая друг друга. – Ты наш ужин, ужин, ужин. Сейчас вернется мама, мама, мама и мы тебя слопаем.
Сиррекоту с детства пришлось быть сообразительным. Если бы он растерялся, то не видать бы ему больше своих усов. Но он притворился безразличным и сказал:
— Дело ваше, орлята. Но вообще-то я ядовитый.
— Котята не бывают ядовитыми! Они как хомяки или лисы, очень питательная пища. – Рассудил один орленок.
— Где вы видели сиреневых котят, братцы? да еще с туловищем, как у крокодила? – И Сиррекот для убедительности махнул хвостиком с желтыми полосками и клацнул едва прорезавшимися зубами.
— А чем ты докажешь, докажешь, докажешь, что ты ядовитый, ядовитый? – Не верили птицы.
— Вы вспомните, какие яркие окраски у ядовитых рыб, змей и цветов. Они ими завлекают добычу. А потом – цап! – Опять клацнул зубами малыш, так что орлята отскочили назад. – Ешьте, конечно. Но животы у вас будут болеть потом три недели.
— Тогда, тогда, тогда… — запищали птенцы, — вернется мама, мама, мама, и мы сбросим тебя со скалы, со скалы, чтобы тобой кто-нибудь случайно, случайно не отравился.
— Дело хозяйское, — пожал плечами Сиррекот, — только смотрите, какие у меня когти и зубы. Представляете, сколько я смогу наловить сусликов и мышей, когда подрасту?
— А нам что с того? – Спросил самый рассудительный орленок.
— А то, что я могу их ловить для вас. Если вы скажете маме, что хотите быть моими братьями, вам не придется зря скидывать меня со скалы. Я стану охотником, и вы всегда будете сыты.
— Да ведь не так уж плохо, плохо, плохо, иметь брата, брата с такими когтями и зубами, зубами, к тому же, сиреневого, сиреневого. – Запищали птенцы.
Неизвестно, откуда малыш знал про ядовитых рыб и змей, про то, что у него вырастут длинные когти и про то, что у него тело крокодила, ведь он совсем ничего не помнил, когда орлица бросила его в гнездо. Но он уговорил орлят не съедать его, а те уговорили маму.
Сиррекот рос очень быстро. Он протоптал тропу с верхушки горы вниз и спускался по ней в саванну ловить сусликов и мышей. Он был быстрый, как жалящая змея, сильный, как крокодил, и ловкий, как ягуар. Орлы гордились, что приняли его в свое семейство. У него выросли длинные когти и острые зубы, от которых сложно было укрыться. Только сердце у Сиррекота было доброе.
Как-то он поймал самого серого мышонка и прижал его лапой к земле.
— Я не съедобный. – Сказал напуганный мышонок. – Отпусти.
Тогда Сиррекот вспомнил, как его самого чуть не растерзали орлята. И пожалел мышонка.
— Чем же мне тогда пообедать, дружище, если не тобой? – Поинтересовался зверь.
— Под африканскими акациями у водопоя растут сладкие белые цветы, — посоветовала жертва, — антилопы очень их хвалят.
— Я хищник, а не травоядное. Я вырос с орлами, у меня есть когти и зубы, чтобы охотиться.
— Если тебе даны острые когти и большие зубы – это еще не значит, что нужно их постоянно пускать в ход.
Мудрый был мышонок. Все про всех понимал.
Сиррекот посмотрел на самого серого мышонка и постановил:
— А ты не такой уж серый, как мне показалось сначала.
И отпустил его.
А белые цветы, росшие под африканскими акациями у водопоя, в самом деле, оказались сладкими и вполне съедобными.
Сиреневый зверь понял, что не хочет быть хищником. Он поднялся на вершину горы и созвал братьев и орлицу на семейное собрание.
— Мне нужно с вами серьезно поговорить. – Сказал он. – Я решил стать вегетарианцем.
— Как это, вегетарианцем, вегетарианцем, вегетарианцем? – Наперебой зашипели орлы.
— Больше я не буду есть мясо и охотиться. – Объяснил Сиррекот.
— Совсем спятил, спятил, спятил! – Возмутились братья.
— Ты же умрешь от голода! – Сказала орлица.
— Я могу есть белые цветы. Они вкусные.
— Мы знали, что нельзя, нельзя доверять сиреневым, сиреневым котятам, котятам. – Зашипели птицы. – Надо было сразу сбросить тебя со скалы, со скалы, со скалы, чтобы ты не позорил, не позорил нашу фамилию.
— Простите, что подвел вас. – Расстроился Сиррекот. — Но вы ведь можете любить меня и дальше. Что с того, что я теперь буду есть цветы, а не сусликов?
— У нас не получится, не получится, не получится. – Сказали орлы. – Ты не оправдал наших надежд, надежд, надежд. Как на нас будут смотреть соседи? Мы порядочные хищники, хищники, а ты теперь не пойми кто. Сиреневый вегетарианец с желтыми полосками. Уходи, уходи, уходи и не возвращайся.
И Сиррекот навсегда покинул орлов.
Он бродил по саванне и грустил. Так сильно грустил, что его длинные усы и хвост волочились по земле. Ему очень хотелось найти настоящих маму и папу. Но Африка была слишком большой, а про родителей такого чуднОго зверя никто не слышал.
Однажды Сиррекот увидел зебру и спросил:
— Ты все знаешь о полосатости. Может быть, ты встречала кого-то сиреневого с желтыми полосками, похожего на меня? Я ищу родителей.
— Не доводилось. – Ответила зебра. – Зато я знаю о Зефировой Горе. Может, тебе стоит направиться туда?
— Что такое Зефировая Гора? – Приободрился Сиррекот и зашевелил усами.
— На Зефировой горе все находят желаемое. – Поведала зебра. – Только надо к ней идти очень долго, преодолевая неприятности и не сворачивая.
— А какой дорогой идти? – Обрадовался зверь и хлопнул по земле хвостом в предвкушении путешествия.
— А какую дорогу выбрать – это дело десятое. Главное верь и не сворачивай. – Велела зебра.
И Сиррекот тут же двинулся в путь.
По дороге он встретил самого серого мышонка.
— Спасибо, что не съел меня. – Поблагодарил мышонок. – Я слышал, орлы тебя прогнали. Куда ты идешь?
— Ты стОишь жизни, мышонок. Я иду к Зефировой Горе. – Улыбнулся Сиррекот и легонько похлопал серого друга лапой, так что у того чуть звездочки из глаз не посыпались.
— А что там, на горе? – Поинтересовался мышонок.
— Там каждый находит желаемое. Главное идти к ней и не сворачивать. – Объяснил Сиррекот.
— А белый хлеб там есть? Такой, что привозят путешественники из далеких стран? – Обрадовался серый мышонок.
— Хлеба там завались, если ты именно его ищешь, конечно. – Уверенно сказал зверь.
— Тогда я пойду с тобой. Ужас как хочу дойти до этого хлеба. – Взвизгнул мышонок. — Только больше не хлопай меня по спине своей лапой, – добавил он. — Навевает неприятные воспоминания.
И Сиррекот с серым мышонком продолжили путь.
У озера они встретили изысканного жирафа. Жираф был очень расстроен.
— Почему ты грустишь? – Спросил у него серый мышонок.
— Мне кажется неприемлемым цвет моей шкуры. – Вздохнул жираф. – Я недостаточно изысканный. Не найдется ли у вас пятновыводителя?
— По-моему, ты вполне красивый и статный. – Сказал Сиррекот. – Тебе и с пятнами хорошо.
— Нет, нет. Я чувствую себя весьма неуверенно.
— Боюсь, тут дело не в пятнах. – Заключил мудрый мышонок.
— Ты можешь пойти с нами на Зефировую Гору. – Предложил Сиррекот. – Там все находят желаемое. Только идти придется долго, преодолевая неприятности и не сворачивая.
Жираф обрадовался и отправился в путь с новыми друзьями.
Они шли по сухой саванне целую неделю. Но тут прямо перед их носами на землю брякнулось что-то тяжелое. Это была большая дрофа, упавшая с небольшого уступа. Изысканный жираф чуть даже не наступил на нее.
— Синячищщще останеццца. – Пробурчала дрофа и потерла ушибленное место.
— Зачем ты падаешь под ноги случайным путешественникам? – Полюбопытствовал серый мышонок.
— Йаааа пытаюсс научиццца летать. Но у меняя не получаецццца. Ффффсе умейууут, а йааа нет. Йааа слишшшком сссслабайааа.– Пробубнила большая птица.
— Это весьма неприятно. Не можем ли мы быть вам полезны? – Помог ей подняться жираф. – Такие прыжки могут повредить вашему здоровью.
— Шшшшто тута поделать! – Развела крыльями дрофа.
— Пойдем с нами к Зефировой Горе. – Предложил Сиррекот. – Там все находят желаемое. Может быть, и ты найдешь хорошего инструктора по полетам!
И большая дрофа присоединилась к компании.
Друзья шли долго-долго. Около месяца. Они видели высокие деревья, страшных хищников, прекрасные цветы и огненные закаты. Мышонок ехал на Сирррекоте, устроившись у него между ушами, глядел вдаль и сообщал о новостях:
— Водопоя не видно! Возьмем правее! – И дергал легонько Сиррекота за правый ус, чтобы вожак не перепутал направление.
А дрофа ехала на спине у жирафа. И постоянно повторяла.
— Токмо, жирафа, не споткнисссся. А то падать будет шшшипко больно.
— Водопоя не видно! – Докладывал мышонок.
Водопоя, и в самом деле, было давно не видно. Компания решила устроить привал. Сиррекот отправился обедать белыми цветами, мышонок улегся загорать, а дрофа принялась репетировать полеты. Изысканный жираф, как самый ответственный, вызвался поспрашивать дорогу к ближайшему озеру или реке. И вернулся уже к вечеру, очень довольный и счастливый. У него даже пятнышки заблестели и глаза заулыбались.
— Одно милое создание показало мне дорогу к водопою. Давайте переночуем там, на берегу?
И все сразу поняли, что жираф влюбился.
Поздним вечером, четверо друзей лежали у речки.
— Мне сегодня сказали, что мои пятна благородного оттенка. И что таких красивых пятен больше в целом мире не разыскать ни на одном жирафе. – Поделился жираф, и его пятна даже немного покраснели от смущения.
— Мы тебе это давно твердим. – Сказал мудрый мышонок, разгрызая зернышко.
— Значицццца, теперря ты собойууу доволен? И тебе большшшше не нужжен пятновывоййййдитель? – Уточнила большая дрофа.
— Сегодня одна дама высокого происхождения соблаговолила проводить меня к реке. – Признался изысканный жираф. – И теперь я понял, что мне ничего в целом свете не нужно кроме нее.
— Значит, ты не пойдешь с нами дальше к Зефировой Горе? – Спросил Сиррекот, которому было жаль расставаться с другом.
— Я разыскивал не то, что нашел. Но нашел больше, чем искал. – Ответил счастливый жираф.
На рассвете троица проводила друга до ближайшей акации, под которой его ждала дама. Дама была и впрямь высокого происхождения – на целых две головы выше изысканного жирафа.
Грустно было прощаться, но следовало идти дальше и не сворачивать. И шли друзья долго-долго. И дошли до огромной пустыни.
— Тяжело нам будет пройти такую пустыню. – Рассудил мудрый мышонок.
— Мы жжжже не верблюды! – Добавила большая дрофа.
— Если сворачивать при всякой неприятности, до Зефировой Горы не дойти. – Отрезал Сиррекот.
И компания продолжила путь. Но за три дня они не встретили ни одного колодца и ни одного оазиса. И у них совсем не осталось сил.
Друзья уселись на песок. И мышонок сказал:
— Стоила ли Зефировая Гора такого похода? Мы погибнем, если не случится чудо.
— А я верю, что Зефировая Гора того стоила. Только вот мы и впрямь можем до нее не дойти. – Сказал Сиррекот.
— Ффффот бы кто мок посмотреть с высоты, кде ближайшшшая вода. – Вздохнула дрофа.
— К сожалению, из нас троих никто не умеет летать. – Вздохнул мышонок.
И тогда слабая дрофа поняла, что ради друзей и ради жизни, она сможет найти в себе силы. И махнула большими крыльями. И взлетела. И сразу увидела, где был ближайший оазис.
Так они прошли пустыню. Дрофа поднималась в небо, высматривала воду и кричала сверху:
— Возьмите правее!
И тогда мышонок, сидевший между сиррекотовыми ушами, дергал зверя за правый ус.
Или:
— Возьмите левее!
И мышонок дергал за левый ус. И сиреневый зверь поворачивал налево.
Когда пустыня закончилась, дрофа сказала:
— Йаааа не полечу с вами к Зеййййфировой Горе, друзьйаааа! Я смогла научиццца летать в пути. Гора мне большшше не нужна.
— Мы будем скучать по тебе, дрофа! – Похлопал ее по спине лапой Сиррекот, так что у нее чуть звездочки из глаз не посыпались.
— Видно, путь к Зефировой Горе бывает важнее самой горы. – Заключил мудрый мышонок.
И на рассвете дрофа развернулась и полетела домой через пустыню.
А Сиррекот и мышонок продолжили путь. Но однажды они увидели большую деревню.
— Давай подойдем поближе к людям, вдруг мне удастся там раздобыть еды. – Предложил серый мышонок.
— Ты иди, а я здесь полежу. – Сказал Сиррекот. – А то люди могут испугаться, когда увидят меня. Не всякий день им встречается сиреневый зверь с желтыми полосками.
Когда мышонок вернулся, он был очень молчалив.
— Что случилось? – Насторожился его друг.
— В деревне живет белый врач с семьей. – Поделился своими сомнениями мышонок. – У них много-много вкусного хлеба. Такого, что привозят путешественники из далеких стран. Я подружился с сыном врача. Он хочет, чтобы я остался у них жить.
— Значит, ты тоже меня покидаешь, дружище? – Расстроился Сиррекот.
— Я нашел, что искал. И даже больше. – Ответил мышонок.
— А как же наша Зефировая Гора? – С надеждой спросил сиреневый зверь.
— У каждого своя Зефировая Гора. Если идти к ней и не сворачивать, то ты рано или поздно найдешь желаемое. Так что продолжай свой путь. А я буду писать тебе письма.
Пришлось расстаться. Потому что Сиррекот отлично усвоил, что в деле поиска Зефировой Горы главное – не сворачивать. Хотя с тех пор, как его покинул последний друг, он начал подумывать:
— А что, если этой горы, вовсе и не существует? Может быть, зебра все выдумала?
И все же он не разрешал сомнениям обживать его сердце. И шел еще долго-долго. И однажды пришел к невысокой горе. И там, у ее подножья возле реки, увидел сиреневого крокодила и кошку с желтыми полосками. И сразу же узнал своих родителей. А они сразу узнали его. И заплакали от счастья.
— С тех пор, как ты куда-то пропал во время грозы, мы не забывали о тебе ни на секунду. Мы искали тебя по всей Африке. – Сказал сиреневый аллигатор и похлопал сына большой лапой по спине, так что у того чуть звездочки из глаз не посыпались.
— Но никто не слышал о тебе, Котя. – Сказала кошка с желтыми полосками.
— Мама, папа, я верил, что когда-нибудь найду вас! – Еле выговорил Сиррекот, столько на него нахлынуло радости.
И добавил, когда немного успокоился:
— Так значит, это и есть Зефировая Гора?
— Это самая обычная гора, сынок, — ответил аллигатор, — даже без названия.
— Нет, это самая лучшая в мире гора, раз мы встретили под ней нашего Котю. – Сказала кошка.
— — — — —
— Какая чудесная история! – Захлопала я в ладоши от удовольствия, когда теплый зверь закончил рассказывать. – Неужели так все и было?
— Сиррекот всегда говорит только правду! – Воскликнул художник.
— Значит, Зефировой Горы не существует? – Заключила я.
Художник пробурчал:
— Как можно не понимать таких простых и важных вещей!
Он даже сбросил с себя сиреневый хвост с желтыми полосками, так ему стало жарко от негодования.
— Ты еще маленькая, Цыпленок, хоть и делаешь вид, будто стала взрослой и серьезной. – Сказал мне Сиррекот и пощекотал меня усами. – Когда-нибудь ты заберешься на свою Зефировую Гору. Главное понять, что ты хочешь на ней найти. И преодолевать неприятности. И…
— И никогда не сворачивать. – Закончила я вместо рассказчика.
— Она быстро учится. – Подмигнул Сиррекот художнику.
— К счастью, она не совсем безнадежна. – Буркнул художник в ответ.
День пролетел так, что мы и глазом не успели моргнуть. Давно уже сгустились сумерки. По пути домой я зашла в магазин и купила самую простую щетку и много зефира. И легла спать. И мне снилась Африка, акации, приземистые горы, изысканные жирафы, белые сладкие цветы и сиреневый аллигатор, любивший кошку с желтыми полосками.
Я проснулась с легким сердцем и подумала: как же здорово, что деревья когда-то научили нас видеть сны. И что не нужно входить в сон на закате и выходить из него на рассвете, проглатывая время.
За окном просыпался первый снег. Я почистила зубы обыкновенной щеткой и съела овсянку с кусочками зефира. И еще я надела огромный желтый свитер. Как странно, что раньше мне это все не приходило в голову. И отправилась на работу писать о дружбе.
На лавочке, как всегда, сидел художник. Я махнула ему рукой и хотела пробежать мимо, потому что спешила.
— Остановись ты на мгновение! – Всплеснул он руками. – Что ты всегда носишься, как подожженный заяц!
И он показал мне, что на нашем ясене остался всего один листок.
— Дерево сегодня заснет. Стоит на это посмотреть.
— Мне надо на работу. – Сказала я.
— Да что ты заладила! – Опять рассердился художник. – Смотри!
И я увидела, как последний листок оторвался от ветки и приземлился возле бордюра. Я подняла его и положила в карман.
— Как ты думаешь, что приснится ясеню? – Спросил художник.
— Бирюзовое море. – Сдержанно ответила я.
— И?
– И чайки… — добавила я и улыбнулась. – И отдыхающие в купальных костюмах. И яблоки в карамели. И горячие дороги, которые тянутся к пляжу.
— Вот это другое дело. – Удовлетворенно кивнул художник. – Ты сегодня впервые по-настоящему увидела это дерево. Осталось разглядеть остальной мир, Цыпленок. Когда будешь снова носиться, как подожженный заяц, подумай о том, что приснится ясеню.
— Хорошо. – Сказала я. – Но мне все-таки надо на работу.
Начальник поглядел на меня с неодобрением. Мой большой свитер не вписывался в строгую офисную атмосферу.
— Вы всю ночь жевали подсолнухи? – Кисло поинтересовался он.
— А что?
— Я никак не могу придумать, с чего это вы так пожелтели!
— Лучше уж жевать подсолнухи, чем крысиные хвостики! – Бросила я на ходу и скорее спряталась за белым столом и черным компьютером, чтобы начальник не успел в меня швырнуть ответную словесную петарду.
Я приготовила любимый зеленый карандаш, чистую бумагу и стала сочинять пожелание о дружбе. И вот, что у меня получилось. Пришлось, правда, из технических соображений изгнать кашалота и привлечь крокодила. Но не переживайте. Про кашалота я потом еще напишу.
Когда станет грустно и маетно ночью,
когда не останется места для игр,
придет к тебе ласковый розовый тигр,
усами тебя пощекочет.
А если часы будут двигаться вяло,
и в медленной ночи ты будешь один,
придет к тебе серый смешной крокодил,
и подоткнет одеяло.
А если забытый, с плохим настроеньем,
ты будешь в кровати лежать, заболев,
придет к тебе белый отзывчивый лев
с клубничным вареньем.
По-моему, доброе стихотворение получилось. Хоть там не было ни слова о капели. А это значило, что начальник спустит на меня все свои три тысячи слонов. Но на этот раз я приготовилась к обороне.
— Опять вы о тиграх, три тысячи слонов! – Расстроился начальник и даже бросил снятые очки на стол после прочтения текста.
— Вы же разрешили! – Воскликнула я.
— Разрешил-то я разрешил… — Почесал затылок начальник. – Только вот что, если тигр, крокодил или лев сожрут вашего героя? – Завел он старую пластинку.
— Не сожрут. – Уверенно рапортовала я. – Тут зеленым по белому сказано, что тигр ласковый, крокодил смешной, а лев отзывчивый, что означает – они не едят рядовых людей.
— Это, конечно, так… — Растерялся начальник. Но покопавшись в своем недоверчивом сердце, он разыскал там еще один довод. – Но какой порядочный лев носит с собой клубничное варенье?
— В самом деле… – Согласилась я. — Порядочные львы должны носить с собой дынное варенье, оно куда вкуснее, это всякому ясно! Какой вы предусмотрительный начальник!
Доводы у начальника исчерпались. Он побагровел и выдавил из себя:
— Дынное, оно – да, оно вкуснее. Ладно. Сдавайте в печать. Но непременно с дынным вареньем!
Таким образом я одержала первую победу на работе.
В гостях у Художника и Сиррекота я стала чувствовать себя как дома. С ними всегда можно было разговаривать о важных вещах, а не о телевизорах и достатке, как с другими моими друзьями. Мы с удовольствием рассказывали друг другу истории. И даже про носки они слушали деликатно и не предлагали моим героям получить в дар машину вместо носков. А еще я как-то похвасталась, что на работе одну мою историю в стихах напечатали на открытке.
— Вот видишь, Цыпленок, — обрадовался Сиррекот, — ты, наконец, начала свой путь к Зефировой Горе.
— Только не задавайся, — пробурчал Художник, — а то Гора, бывает, отворачивается от задавак.
У Художника и впрямь был тяжелый характер. Не угодишь ему.
— А, между прочим, — зубасто улыбнулся сиреневый зверь, — он, — речь шла о старшем друге, — вчера перечитывал твою историю про художника и прохожего! Он хранит ее в тумбочке у кровати.
Я с удивлением посмотрела на покрасневшего до кончиков волос художника:
— Значит, ты ее, правда, не порвал на мелкие кусочки?
— Это хорошая история про настоящего художника. – Буркнул он. – Мне хочется верить, что это история про меня.
— Конечно, про тебя! – Сказала я смущенно.
Надо признаться, я тоже хранила последний ясеневый листок в тумбочке у кровати. Иногда смотрела на него и воображала, что снится ясеню.
Наконец, Сиррекот решил рассказать мне историю о том, почему трудно верить палочкам.
История о торговце и палочках
На жаркой земле, дышавшей нагретым воздухом и оранжевой пылью, жил мальчик. Мальчик был самоуверенный, хотя у него мало что получалось. Он был слишком медленным, чтобы охотиться, слишком слабым, чтобы лазать по деревьям, слишком робким, чтобы рассказывать анекдоты. Жители считали его странноватым и мягкотелым.
— Ты бы поучился охотиться, — говорили ему. – А то когда вырастешь, не сможешь прокормить семью.
Мальчику не хотелось ничему учиться. Поэтому он отвечал:
— Я лучше научусь исполнять все мои желания с помощью палочек.
— Каких таких палочек? – Недоуменно поглядывали на него.
— Тех, что валяются на земле. – Отвечал мальчик.
— Не выдумывай!
— Ваши котелки совсем не варят! – И мальчик даже показывал язык взрослым. – Охотиться умеет любой дурак, а вот выжать толк из обыкновенных палочек смогу только я.
У нескладного мальчика, как и у всякого мальчика, была мама. Она очень любила его.
— Он еще маленький. – Защищала она свое дитя. – Пусть делает все, что хочет.
Часто соседи наблюдали, как он сидит под деревом и считает на жаркой земле сухие палочки.
— Ты опять считаешь палочки? – Спрашивали его другие дети.
— Считаю. – Отвечал мальчик.
— И сколько уже насчитал? – Смеялись они над странным соседом.
— Сто сорок три палочки с половиной.
Дети пожимали плечами и шли собирать фрукты с деревьев.
— Лучше иметь десяток бананов, чем сто сорок три палочки, пусть даже и с половиной. – Думали они.
Мальчику иногда хотелось вскарабкаться на дерево с ребятами. Но он не мог ни на секунду отвлечься от мыслей о том, как приручить палочки. Хорошо, что у него была любящая мама, которая приносила для него фрукты.
На праздниках жители радовались, пели, танцевали и рассказывали друг другу анекдоты. А мягкотелый мальчик сидел на краю деревни один и раскладывал палочки в аккуратные стопки.
— Девятьсот двадцать шесть, девятьсот двадцать семь, девятьсот двадцать восемь… — Бубнил он.
Однажды его потянула за руку веселая черноволосая девочка:
— Пойдем со мной на праздник. Ты сможешь завести друзей. Может быть, кто-то из них подсобит тебе в подсчетах.
— Никуда я не пойду. – Отказался мальчик. – Потому что вы все неумехи, и никто из вас не знает о палочках столько, сколько я.
Нескладный мальчик вырос в настоящего красавца. Но в родной деревне его совсем не любили. Он по-прежнему ничего не умел, но чувствовал, как по ночам его зовет большой мир.
Однажды он сказал:
— Мама, я стану торговцем и продам все накопленные палочки. Я куплю для тебя наряды, драгоценности и новый дом. Только немного подожди.
— Как же ты, сынок, продашь эти сухие палочки?! – Заплакала мама и бросилась ему на шею. – Кому они нужны? Лучше останься со мной, начни охотиться, строить дом и женись на здоровой девушке.
— Верь в меня, мама. Как верила с самого детства. – Уверенно ответил красавец.
Ночью он подстерег заезжего путешественника, украл у него повозку, погрузил на нее тысячи собранных палочек и отправился торговать.
— Что ты везешь? – Спрашивали его люди.
— Самые отборные палочки из далеких краев. – Отвечал он.
— А зачем нужны такие палочки? – Удивлялись прохожие.
— Палочка – вещь в хозяйстве необходимая. Вот скажите сами, как ее можно использовать? – Раскланивался торговец.
Все смущенно пожимали плечами.
Но один крестьянин как-то предположил:
— Ими, конечно, можно бить по рукам нашкодивших детей. Только я и сам могу разыскать прутик для этих целей.
И торговец поехал дальше. Но когда он подъезжал к очередной деревне, он закричал с повозки:
— Отборные палочки для наказания. Недорого.
И люди подумали:
— А почему бы и не купить отборную палочку из далеких краев? Детям не захочется слишком уж распоясываться, когда у них на виду будет стоять особая палочка для наказаний. К тому же, это совсем недорого.
И постепенно палочки раскупили, а у торговца в карманах зазвенели монеты. Он хотел скорее поехать домой, но решил, что еще рано. Он заработает больше денег и купит маме не только наряды, но и драгоценности.
— Деньги приходят слишком медленно, — пробормотал торговец. – Надо придумать что-то еще.
Он продолжил спрашивать у прохожих, зачем в хозяйстве могут пригодиться палочки. И однажды один приезжий ответил:
— В моих краях ими едят, но я и сам могу вырезать такие для себя.
Тогда предприимчивый торговец вырезал тысячи аккуратных палочек для еды. И отправился в путь.
— Палочки для еды из далеких краев для самых модных хозяев! – Кричал он с повозки, подъезжая к шикарным домам.
Господа выбегали на улицу со своими слугами.
— Неужели можно есть такими палочками?
И дамы скупали их за бешеные деньги, потому что им казалось, что они самые модные хозяйки в городе.
Теперь у торговца были деньги, драгоценности и наряды. О нем даже писали в газетах как об очень состоятельном молодом человеке.
— Скоро я стану таким богатым, что смогу подарить маме весь мир! – Раздумывал он, катаясь на белом чистокровном жеребце по собственному парку.
Он запряг породистых лошадей в дорогой экипаж, обитый золотом и шкурами оцелотов, нанял охрану и отправился в путь. Опять он ехал по проселочным дорогам, по мостам и болотам, по степям и полям. И у всех встреченных людей спрашивал, для чего может пригодиться в хозяйстве палочка. Из окна экипажа торговец заметил дирижера, который вышел размять ноги перед концертом.
— Зачем может пригодиться палочка, дирижер? – Крикнул на ходу торговец.
— Чтобы махать ей, разумеется. – Сказал дирижер.
В этот момент торговец понял, что будет делать дальше.
Он приказал слугам собрать десятки тысяч сухих палочек и погрузить на повозки. Он пригласил к себе сотни торговцев и отрапортовал:
— Это очень дорогие палочки, потому что они исполняют желания. Только не сразу. Палочка должна сначала привыкнуть к хозяину. Но как только она доверится новому владельцу, а это может произойти и через месяц, и через год со дня покупки, она исполнит любое желание, стоит только хорошенько ей взмахнуть.
Торговцы не поверили молодому человеку.
— Экие россказни! – Закричали из толпы.
— А вы посмотрите на меня! – Сказал человек. – Вы думаете, все мое богатство: эти чистокровные кони, и шикарный дом, и мой экипаж, и мои наряды с неба упали? Я всего лишь нескладный мальчик из маленькой деревеньки на жаркой земле, разгадавший секрет волшебных палочек. Я расскажу о моих палочках во всех газетах, слух о них расползется по земле. Вас будут ждать, затаив дыхание, в каждом городе и каждой деревне. Люди сами будут бросать к вашим ногам все свои сбережения. И не вздумайте украсть мой товар. Иначе я просто прикажу палочкам не слушаться вас.
Тогда торговцы взялись за дело. Они собрали вырезки из газет о богатом человеке, уселись в повозки и отправились в разные концы земли.
Спустя полгода все палочки были распроданы. За каждую заплачено целое состояние. Богатые семьи отдавали дома и драгоценности, чтобы скоро получить еще больше. Дельцы вытаскивали из сундуков последнее нажитое добро, чтобы в будущем разбогатеть еще больше. Некрасивые избалованные девушки умоляли об этом подарке, чтобы поскорее выйти замуж. Карьеристы мечтали о высоких должностях и титулах, которые нельзя было купить за деньги. В каждой деревне скидывались на одну общественную палочку, чтобы в случае засухи спасти урожай. В каждом городе собирали деньги на общественную палочку, чтобы в случае голода наколдовать еды. В каждой крепости – чтобы спастись при нападении.
Предприимчивый юноша стал самым богатым человеком в мире. Но он знал, что обман скоро раскроется. Нужно было бежать в далекую-далекую страну, где его не настигнет наказание. Он вернулся в родную деревню в своем обшитом золотом и оцелотовыми шкурами экипаже за матерью. Но когда он вошел в ее бедный дом, то никого там не обнаружил.
— А где моя мама? – Спросил он у черноволосой девушки, которая когда-то в детстве звала его на праздник.
— Ее уже нет в этом мире. – Сказала девушка. – Почему ты не приехал раньше? Она была больна. Но ты знаешь, как мы ее любили. На деньги всей деревни мы купили волшебную палочку, чтобы вылечить ее. Но палочка пока что не слушается, сколько ею не маши. Наверное, до сих пор не привыкла к нам. Твоя мама слишком серьезно болела. Она не дождалась, пока палочка исполнит наше желание.
Предприимчивый человек покачнулся на месте и заплакал, упав на ступеньки:
— Что же вы не вызвали хорошего врача?
— Среди врачей столько шарлатанов, — сказала девушка. – А ты ее сын… И мы все видели, как в детстве ты приручал палочки и каким ты стал богатым человеком. Теперь и мы поверили в то, что ты все делал правильно.
— — — — —
Это была очень грустная история. Такая грустная, что я прислонилась к сиррекотовому мохнатому боку и заплакала. И друзья долго не могли меня успокоить. Художник даже не ругался больше, а все бродил вокруг нас с Сиррекотом, будто вокруг новогодней елки, и не знал, куда ему деться.
— Выходит, волшебных палочек не существует? – Спросила я, вытирая слезы сиреневым хвостом.
— Никто из нас таких не встречал. – Покачал головой художник.
— Но зато существует Зефировая Гора, Цыпленок! — Промурлыкал Сиррекот. – А это значит, твои мечты исполнятся и без волшебной палочки, если ты будешь идти вперед и не сворачивать.
— Художник говорил, что ты никогда не врешь, Сиррекот. – Я никак не могла успокоиться, а сиреневый хвост начинал промокать от слез. — Но не все мечты исполняются, ты же понимаешь. Торговцу никогда не вернуть маму, как бы он этого ни хотел и как бы ни раскаивался.
— Это правда. – Кивнул художник. – Не все мечты сбываются.
— Не все. – Вздохнул зверь. – Поэтому груз желаний, которые никогда не исполнятся, — это самая тяжелая ноша. Но вы все равно несите их с собой.
— Зачем? Если от этого только печальней?
— То, что ты не можешь бросить, приходится нести. – Сказал Сиррекот. – Это всякому ясно.
Ночью мы иногда отправлялись гулять по городу. Днем Сиррекот никогда не выходил на улицу. Только бродил по саду. Потому что люди не особенно радовались, приметив на дороге странного зверя с когтями и зубами. Надо сказать больше, люди в панике разбегались или начинали звонить в правоохранительные органы и просить о спасении. Ведь они не знали, какой дружелюбный и мудрый был этот зверь. Тем более, неопасный. Ведь на его усах даже можно было сушить белье. Но на Сиррекота уже было заведено дело в местном отделении полиции. Даже составлен фоторобот. Однако, наш друг отрицал всякое сходство. Он утверждал, что хвост на рисунке был недостаточно пушистый, вместо улыбки – оскал, вместо желтых полосок – какие-то огненные пятна, а про усы вообще забыли.
Сквозь ночь пробивались крохотные снежинки и таяли у Художника на плечах. Я думала, что эти плечи выдержали много забот.
— А художник из твоей истории… — как-то спросила я, — он простил себя за то, что сорвал колокольчик и украл бусы?
— Художник себя никогда не простит. – Такой я получила ответ. — Ведь он предал не только цветок и старушку. Он предал лучшее в себе.
— А красивую женщину он все еще любит?
— Нет. Это уже прошло. – Сказал художник, заглядывая в холодную городскую ночь.
— А правду говорят, что теперь художник разучился любить?
Он побледнел и отвернулся.
— Он так полагал. Долгое время. Что никого больше не будет любить. – Проговорил он и пристально посмотрел на меня. — Но теперь. Теперь он так не думает, Цыпленок.
Когда грянули морозы и на крышах выросли клыки изо льда, Сиррекот заговорил о том, что хочет вернуться домой. На теплую землю. Туда, где его ждут родители, сиреневый крокодил и кошка с желтыми полосками. Туда, где растут белые сладкие цветы.
— Я пришел к художнику, потому что он был одинок. Он каждый день просил о настоящем друге, и я услышал его. Но теперь у него появилась ты. – Сказал сиреневый зверь, когда мы играли в шахматы, и съел моего слона.
— Ты не можешь нас бросить. Ты еще не всему меня научил. Я до сих пор не знаю, зачем лодки плывут на восток. – Ответила я, и прикончила ферзем нападавшую пешку.
— Это будет моя последняя история. – Предупредил Сиррекот.
История о том, зачем лодки плывут на восток
У бирюзового моря, куда круглый год приезжали отдыхающие и где продавались яблоки в карамели, жил корабел. Он строил лодки. Рыбаки уходили на них в море, добывали разнеженных рыб, и вечерами из заведений на набережной пахло сайрой и анчоусами. Томное солнце заглядывало в бокалы с розовым вином, а теплый ветер ходил по девичьим плечам, пока на них не набрасывали светлые пиджаки молодые кавалеры.
Ночами лунная дорожка светилась наискосок от причала. Вываливались на пляж под музыку раскрасневшиеся после танцев пары.
Корабел жарил мидий на берегу. Он смотрел на низко посаженную луну и думал, как же он одинок и как он счастлив сейчас, что когда-нибудь перестанет быть одиноким.
— Луна, рыба моя, — говорил корабел, — некого мне любить. А без любви живу, как за тусклым стеклом. Не радуюсь, не вижу мира, только морок. Но ощущаю, что будет мне послано, что все будет.
А луна молчала.
— Я знаю, ты добра, хоть притворяешься равнодушной, за всем следишь, все терпишь. А больше всего следишь за влюбленными, и даже иногда вплываешь в их окна. Ах ты, рыба моя – негодница.
И корабел шутливо грозил луне. Но луна молчала.
— И неужели ты мне не покажешь путь к любви, если ее предчувствие уже живет во мне? Если это предчувствие больше самого огромного дредноута, если оно правдивей компаса, дальновидней великого полководца.
Но луна молчала.
— Какой жалкий и смешной корабел! — Перешептывались гуляющие.
Они быстро встречались, быстро любили и быстро расходились.
А корабел медленно жарил мидии, строил лодки и ждал. Море светилось, будто высыпали в него пшенку.
И однажды корабел заглянул в свое сердце и понял, что пора действовать. Он сел в лодку и крикнул луне:
— Показывай дорогу, рыба моя!
И отправился на восток, прямо по лунной дорожке. И вернулся на рассвете с молодой девушкой и ее братьями.
В поселке поговаривали, что корабел привез русалку, такой красивой была девушка, а ее братья – это заколдованные дельфины. Другие предполагали, что это дочь самой луны, такие желтые были ее волосы, а братья – это сошедшие на землю звезды. Но скептики были уверены – просто небольшая яхта терпела бедствие, а корабел случайно проплывал мимо.
Что бы там ни было, корабел женился на спасенной желтоволосой девушке. И так сильна была их любовь, так долготерпива и радостна, что все одинокие приезжие приходили к корабелу и спрашивали, как найти свое счастье. И корабел говорил:
— Я дам вам лодку и плывите на восток. Если вы готовы к настоящей любви, то вы ее найдете.
И многие лодки с одинокими людьми плавали на восток, но мало кто возвращался счастливым.
— — — — —
Сиррекот потянулся к зефиру и с удовольствием проглотил сразу два килограмма.
— Значит, свое счастье надо искать на востоке, куда плывут лодки? – Спросила я у сиреневого друга.
— Опять ты ничего не поняла, Цыпленок. Счастье надо искать в себе. Мало ли куда плывут лодки. – Похлопал меня кончиком хвоста по ладони Сиррекот.
Потом он подумал и добавил:
— Любовь – это, когда ты помогаешь кому-то найти в себе счастье. В нас его очень много, как жемчуга на глубине. Только иногда не донырнуть.
— Мне кажется, художник стал гораздо счастливее. – Сказала я. – Он перестал кормить нас одной картошкой и рассказывать грустные истории. Теперь ему тоже снится жаркая земля, дикие хищники, и он хвалит мои выдумки про кашалотов и баобабы.
— Это правда. – Согласился зверь.
— А я выкинула щетку на батарейках и перестала писать о капели. И даже мой начальник прекратил втихомолку жевать крысиные хвостики, а вместо этого иногда улыбается и читает мои истории.
— Я знаю. – Кивнул Сиррекот. – Поэтому я ухожу. Теперь я нужен дома. Я хочу повидаться с родителями, мудрым мышонком, изысканным жирафом и летающей дрофой. И с орлами, возможно, они тоже по мне скучают, хоть и не признаются.
— Но ты же не полетишь на самолете? – Захихикала я.
— Разумеется, нет. Я перепрыгну на жаркую землю через сон художника. Я это умею.
— Я очень не хочу тебя отпускать. – Призналась я. – Поэтому я напишу про тебя историю.
— Хорошо. – Сказал Сиррекот. – Так я останусь с тобой.
И когда мы с художником заснули в домике на краю города, где в саду в снежных шубах дремали вишни и сливы, Сиррекот запрыгнул в сон художника. И выпрыгнул уже на жаркой земле, где возле Зефировой Горы его ждали друзья, сиреневый крокодил и кошка с желтыми полосками и где ветер по округе разносил сладкий запах белых цветов.